Я взглянул и ухмыльнулся. "Как, "Пурпурного Сердца" нет?" Я только что пролежал три месяца в разных госпиталях.Мак не улыбнулся.- Не принимайте увольнение слишком всерьез, Эрик. Вы больше не в армии, это правда, но ничего не берите в голову.- То есть, сэр?- То есть появится множество джентльменов, - как и все мы, он усвоил выспренние английские обороты речи, пребывая по ту сторону Атлантики, - появится множество джентльменов, стремящихся сразить наивных девиц рассказами о том, какими непризнанными героями они прошли войну, как соображения секретности не позволяют поведать миру об их эпических подвигах. Еще появится множество потрясающих, разоблачающих и прибыльных мемуаров. - Мак поднял на меня глаза.Он сидел спиной к окну, и лицо его было плохо различимо, но глаза, и я их видел, были серыми и холодными. - Говорю об этом потому, что ваше личное дело содержит данные об имеющихся известных литературных способностях. О нашей службе никаких мемуаров не будет. Мы никогда ничего не делали. Нас вообще не существовало. Помните об этом, капитан Хелм.Воинский чин и подлинное имя, произнесенные вслух, означали, что кусок жизни остался позади. Я становился посторонним.- Не собираюсь писать ничего подобного, сэр.- Возможно. Однако насколько я разумею, вы намерены вскоре жениться на привлекательной молодой леди, с которой познакомились в местном госпитале. Поздравляю. Но помните, чему вас учили, капитан Хелм. Вы не доверитесь никому, даже самым близким людям. И даже не намекнете, когда зайдет разговор о войне, что могли бы немало порассказать - если бы могли. Ни при каких обстоятельствах, капитан Хелм, каким бы ущербом ни грозило молчание вашей гордости, репутации, семейной жизни, сколь достойным доверия ни был бы собеседник, вы не станете говорить ни о чем - даже о невозможности говорить. - Он указал на мой послужной список. - Легенда, конечно же, несовершенна. Совершенных не бывает. Вас могут поймать на противоречии. Вы даже можете наткнуться на человека, с которым якобы дружили во время войны, а он, естественно, скажет: самозванец - или похлеще. Сделано все, дабы исключить подобную неприятность - и ради вас, и ради нас, - однако просчеты не исключены всегда. Если такое стрясется, держитесь вашей легенды, пускай даже положение станет невыносимым. Лгите спокойно и упорствуйте во лжи. Лгите всем, включая собственную жену. Не смейте говорить ей, что все могли бы объяснить, но это запрещено. Не просите поверить, будто все было иначе. Смотрите ей прямо в глаза - и лгите.- Понимаю, - сказал я. - Разрешите вопрос?- Да.- Не сочтите за дерзость, сэр, но как вы теперь намерены вынуждать к этому?Кажется, он слегка улыбнулся, впрочем, может, это только показалось. Улыбаться Мак не любил.- Вы уволены из армии, капитан Хелм. А мы вас не увольняем. Как же вас уволить, если мы не существуем?На том и закончилось. Я направился было к выходу, зажав под мышкой свой послужной список, но голос Мака остановил меня.Я молодцевато развернулся:- Да, сэр?- Вы хороший агент, Эрик. Один из лучших. Удачи.В устах Мака это звучало немалой похвалой. Я вышел на улицу, по старой привычке прошагал два квартала, прежде чем остановить такси и поехать к поджидавшей меня Бет, - и внезапно понял, что Маку нечего опасаться моего языка. Имея разрешение, я, конечно, рассказал бы невесте правду, только невеста была нежной, чувствительной девушкой из Новой Англии, и вовсе не стоило огорчаться приказу, воспрещавшему поведать, каким хорошим работником я оказался в своей области. Глава 4 Сейчас, в гостиной Даррела, мне опять почудился голос Мака: "Как же вас уволить, если мы не существуем?" Голос из прошлого звучал иронически; такая же ирония была в темных глазах Тины, давшей увести себя вместе с девицей Эррера - Фрэн взяла на буксир обеих. Я и забыл, какого цвета у Тины глаза - не синие, не черные, а темно-фиолетовые - цвета вечернего неба, когда угасает последний свет.Великан Лорис косо поглядывал на меня, следуя за женщинами, поглядывал с угрозой и вызовом. Рука моя скользнула в карман, и пальцы сомкнулись на освобожденном от немецкого ига ноже. Осклабился, давая Лорису понять, что готов к его услугам в любое время. В любое время, в любом месте. Я мог превратиться в миролюбивого гражданина, домоседа, мужа и отца. Мог наращивать живот и терять волосы. Мог задыхаться от натуги, нажимая клавишу пишущей машинки, - но, черт возьми, положение должно стать куда как хуже, прежде чем я дрогну перед оскаленной пастью и парой выпуклых бицепсов.И тут я со смятением почувствовал, что происходящее крепко смахивает на прежние времена. Мы были подразделением волков-одиночек и не отличались ни товариществом, ни братством, ни esprit de corps Здесь: честью мундира (фр.).

. Мак объявил однажды, что будет, по возможности, держать подчиненных порознь, дабы сократить потери. "Отставить, - произносил он усталым голосом, - разойдись. Вы, черти, гладиаторы, натасканные, сберегите силы для нацистов". Старые замашки возвращались так проворно, словно я никогда не снимал погоны. Похоже, и не снимал.- Что случилось, милый? - прозвучал за спиной голос Бет. - Стоишь мрачнее тучи. Тебе здесь не нравится?Я обернулся к жене: она выглядела такой хорошенькой, что дыхание перехватывало. Высокая, тоненькая девушка... Признаю, выносив троих детей, она имела право именоваться женщиной, однако походила на девушку. Светлые волосы, ясные голубые глаза и манера улыбаться - мне, во всяком случае, - улыбки, от которой кажется, что в тебе семь футов росту, а не шесть и четыре дюйма, как на самом деле. И синее шелковое платье с бантиком сзади, купленное в Нью-Йорке во время последней нашей поездки на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44