Переиграть историю не могут даже титаны, что уж говорить о нас, полжизни проводящих в сослагательном наклонении.
Я скорчила гримасу на воображаемом лице. Не удержалась, и еще раз глянула вниз. По двору бродили разрозненные кучки крошечных, почти неразличимых сверху огоньков. В груди бродила злость пополам с горечью. Сухая, глухая, циничная. Это бывает с теми, кого лишают последних иллюзий. Ох уж эти наши иллюзии…
Чертовы титаны. Чертова война! Я почувствовала, как воздушные потоки снизились и понеслись над землей. И я неслась вместе с ними, а к горлу подкатывался крик — такой же сухой, горький и звенящий. Ледяной ветер обдувал крылья, крупные капли барабанили по толстой коже. А я неслась вперед, глядя, как мелькают внизу скалы, как сливается в одну неровную, неряшливо-бурую полосу зубцы обоих периметров. А впереди меня неслась ударная волна крика, звучащего на всех волнах разом. Сперва все они шли вместе, парализуя, оглушая, прижимая к земле. Потом одно горло сменило частоту колебаний. Следом другое. Потом третье, четвертое, пятое, десятое… Звуковые волны вздыбились, вошли в диссонанс и реальность стало крошить и корежить, как лист фольги. И первыми разметало в пыль выродков Паучихи. Я захлопнула пасть тут же — каменные стены уже начинали дрожать.
Я с силой взмахнула крыльями и поднялась выше. Это не панацея. Через сколько-то времени то, во что переплавилась душа, совьет новое тело. Это злоба, горячая детская злоба на затеявших все это, требовала выхода и находила его. Восточная башня выросла на пути черным узким огрызком, безлюдным и разоренным. Здесь тоже бродили мелкие светящиеся точки, но разрушить их — значит разрушить замок. Я обогнула башню со стороны двора и полетела дальше. Я возвращалась обратно, так и не найдя того, что искала.
Того, что много раз уж клялась защищать. Чего они стоят, все эти клятвы? Чего они стоят без смысла, что когда-то их наполнял? Я мотнула головой. Нельзя мне думать. Сейчас. Потом. Никогда. Это будет подобно смерти. Я кружила над стенами, высматривая людей, а тихий шепоток все твердил и твердил: «Ты сможешь? Разве?».
Смогу. Я все смогу. Я выживу. Но это буду уже совсем другая я.
Но я изо всех сил вцепилась в это свое старое «я». И не выпущу его до тех пор, пока это будет возможно. А потому — не думать.
На стене… Совсем рядом вспыхнула молния, яркая, ветвистая. Я шарахнулась в сторону. Внезапно мелькнула мысль, что меня здесь быть не должно. Не здесь, не сейчас, не в этом обличье, в котором я даже не могу удержать дождь, льющий в глаза. Но инстинкт, вбитый за много веков в подкорку, искусственный до последней мыслишки инстинкт не просто требовал, он орал и визжал над ухом. Ты должна его найти. Просто должна. Найти, вытащить из погибшей уже груды камня, и оттащить туда, где он, по крайней мере, останется жив.
Ох уж эти наши долги… А я задолжала, ох как задолжала. Все свои тысячи лет — все в долг. Все…
Я вскинула тяжелую голову и медленно снизилась. В который раз. Бои идут в трех местах. И люди прячутся, прячутся за стенами, пропитанными магией больше, чем сама Меркала, и под этими стенами не распознать ничего.
Уставшие глаза вглядываются в мутные слабые вспышки, идущие то ли из пролома, то ли из слишком большой арки. А внизу колышется расцвеченное звездами месиво из… всего лишь из мелкой водяной пыли. Смешно? Ни капли. Все это существует, действует и убивает. Крылья натужно работали, борясь с ветром, в пасть стекала вода. И ничего. Пора признать, что это бесполезно. Так я ничего не узнаю.
Даже остался ли он в живых. Я сделала долгий-долгий вдох. Да, необходимо перекидываться и обходить всю не захваченную часть замка, каждую комнату, где мог остаться живой человек. И прежде всего — места боев. Но сначала… Я слишком часто закрывала глаза и отодвигала на задний план вас, Сумерки. Вы — мой народ. Прежде всего. Перед вами у меня тоже долги. Быть может, самые большие в этой жизни. Я рванулась вперед, низко-низко над землей, и снова передо мной летел крик, сбивая уже готовую захлестнуть пролом буро-багровую волну. Я зашла на разворот и поняла, что слабею.
Нет, не так. Силы утекали тонкой струйкой, почти незаметной, но утекали. У меня перехватило дыхание. Из меня их тянули. И я поняла, что это означает. Силы утекали, почти осязаемо струились на север. Крылья сами, еще до того, как решило сознание, подхватили и понесли туда, со скоростью, которую только буря и могла дать. А с души свалился очень, очень большой булыжник. И оттого, как задрожали пальцы, как захотелось облегченно вздохнуть, я поняла — я в который раз лгала сама себе. Для меня этот парень давно перестал быть долгом. И уже никогда не будет, сколько бы раз меня не корежила правда. Есть вещи, не подчиняющиеся разуму, особенно для меня, думающей сердцем.
Северная башня мелькнула размытой тенью, за ним последовало примыкающее крыло… Я резко взмахнула крыльями, будто налетев на невидимую стену. Конец нити терялся, растворяясь между северо-западным крылом и западной башней, самой широкой и приземистой. Я снизилась. Внизу, у башни, метались с невозможной скоростью четыре птицы, даже не птицы — сизые пятна, настолько размытые движением, что я не могла понять, есть на них всадники или нет.
Знакомое покалывание в висках и мелькание снаружи периметра там и сям живых человеческих аур, не тел, ибо тел я не смогла бы увидеть физически, а вот ауры тех, кто двигался медленно или стоял… Да, предельно ясно. Лис здесь. И пытается что-то отбить в этой битве. Боги тебе в помощь, Хранитель. Они-то знают, что рушится одна из немногих наших опор в будущей войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170