Старый Фехтне был отличным рассказчиком и никогда не забывал приправить своё повествование красочными подробностями.День выдался ненастный; а к тому моменту, когда наш герой достиг следующих ворот, ведущих в Город Мудрецов, и вовсе полил дождь. Ливень тугими струями хлестал по мостовым Кера — вскоре клетчатый плащ Эдана отяжелел от влаги и обвис, прилипая к панцирю. Неглубокие сточные канавы на обочинах моментально переполнились водой, запылённая улица раскисла. В довершение всего промчавшаяся мимо колесница какого-то ургита обдала Эдана с головы до ног грязной водой из лужи, и молодой жрец в сердцах скверно выругался ей вслед. В глубине души он хранил уверенность, что никогда не полюбит город, горожан и городскую жизнь, пускай этот город будет хоть трижды священен. Непременные атрибуты — суета, грязь, скученность людей — отзывались в нём глухим раздражением. Гомон же многотысячного собрания граждан на площади Совета, где каждый пытался перекричать соседа, а решали всё в конце концов вожди, вдохновляемые богами-покровителями, и вовсе не мог вызвать ничего, кроме презрительной улыбки.Под низкий гул большого колокола, в блестящий бок которого мокрые служители мерно били специальным бревном, подвешенным на цепях, вошёл Эдан в родовой мавзолей ургитов. У входа не стояла стража, ибо никому и в голову прийти не могло, что кто-либо решится осквернить святилище сильнейшего из воинских родов Пятиградья. Согласно традиции, он оставил свой меч у входа, где его почтительно, с поклоном принял служитель. Говорящий клинок осторожно водворили на специальную подставку, и жрец Бринна ступил под своды мавзолея. По левую руку от него, в цепочке неглубоких ниш, можно было разглядеть ряд бронзовых урн. Эти сосуды, накрытые воинскими щитами вместо крышек, вмещали прах прямых потомков патриарха, владевших правом на погребение в фамильной храмовой усыпальнице. Впереди виднелось медное изваяние самого Урга. Легендарный воитель грозно взирал на своих потомков, и скудный свет многорожковых масляных светильников отражался на его покрытых панцирем боках. Эдан застыл на месте, погружённый в созерцание идола. «Не здесь ли хранят засушенную голову бедняги?» — подумал он.Медный Ург, пятнадцати локтей от пяток до макушки, стоял на фоне рельефа, изображавшего жуткую сечу. Перевёрнутые колесницы, вставшие на дыбы лошади и сражающиеся люди сплелись на нём в единый клубок. Над воинами простёр в благословляющем жесте руку Фэбур, Тучегонитель, Пьющий кровь из кубка, Расчленяющий и Сокрушающий. Фэбур — светлоликий покровитель города Кера. Патриарх рода сжимал в правой руке длинный кинжал, а металлические пальцы левой держали за волосы отсечённую голову врага. Внимательно присмотревшись к этой аллегорической сцене, Эдан неожиданно узнал в голове знакомые черты — несомненно, скульптор изобразил её похожей на Фехтне, семейное проклятие.Откуда-то сбоку, неслышно ступая, к нашему герою подошёл седой согбенный старик. Его морщинистое лицо несло на себе татуировку, по которой даже слабо знакомый с такой знаковой системой Эдан мог прочесть, что стоящий перед ним человек по своему происхождению был близок к патриарху.— Юноша пришёл в храм ургитов не просто так, — промолвил он. Судя по тону, это было скорее утверждение, нежели вопрос.— Мой друг завещан мне вернуть сюда кое-что, принадлежащее роду, — ответствовал молодой жрец, разворачивая спрятанный под одеждой пояс Лонгаса. — Он погиб в бою. И похоронен по обряду.Скрюченные пальцы медленно, почти нежно прогладили тонкую вышитую ткань, будто бы их обладатель руками читал узор на поясе.— Последний в семье... — пробормотал старик. — Горе на наши головы...Затем он обернулся к Эдану:— Был ли он твоим другом? Ты сам похоронил его?— Да.— Хочешь принять его? — спросил старик, протягивая ему пояс.Без сомнения, ему оказали великую честь. Однако, приняв пояс погибшего, Эдан автоматически принимал его имя и сам становился ургитом. В сложившихся обстоятельствах поступать таким образом вряд ли представлялось разумным.— Прости, почтенный, но я не могу взять его, — промолвил жрец.Старик склонил седую голову.— Что же, поступим с ним как положено. — По его жесту из бокового предела вышла молоденькая девица, с поклоном приняла пояс, а затем, пятясь, засеменила обратно.Эдан вопросительно посмотрел на старца, и тот кивнул. Они оба направились вслед за женщиной.Во вместительном помещении, на подымающихся к возвышению в центре ступенях был разложен гигантский ковёр. Больше всего он напоминал лоскутное одеяло, потому что оказался сшит из бесчисленного количества воинских поясов. Их прихотливые орнаменты сплетались, переходили с пояса на пояс -от отцовского к сыновнему, от деда к внуку... Здесь лежала вся история клана Урга, вышитая узорами на поясах мёртвых витязей. Игла с продетой нитью мелькала в проворных девичьих руках, добавляя к летописи ещё одну прошедшую жизнь. Ковёр стал чуть больше.У Эдана возникло непреодолимое желание поскорее покинуть это место. Старец-ургит не препятствовал ему; видя замешательство молодого человека, он чуть улыбнулся и сказал:— Каждый слышал, что смерть служит возницей на колеснице у воина, но не каждый воин готов принять эту истину в своё сердце. Однако, не постигнув её, невольно принимаешь безупречность за жестокость, чувство долга за извращённое самолюбие, искренность за безумие. Не так ли?Жрец Бринна пожал плечами:— Разве имеет значение причина, по которой люди уничтожают друг друга? Мне пора. Прощай. — И он направился к выходу.Дождь прошёл, оставив после себя большие лужи на храмовом дворе;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128