— Мы назначили такую цену за голову Антрина, что, я полагаю, очень скоро друзья предадут его.— Если это действительно Антрин, — усомнилась Минцера.Миледи улыбнулась, но улыбка не сделала ее лицо приятным.— Всегда сомневаешься, Минцера. В любом случае, это вопрос времени. Трущобная дружба не выдержит испытания сотней империалов. — Она пожала плечами. — И даже если этот Акулья Наживка — не Антрин, он все равно может оказаться полезным.Минцера вернулась к счетам.После некоторых колебаний Осел пополз вдоль прохода, стараясь не упускать Миледи из виду. Он перебирался от одного отверстия к другому, все время рискуя потерять ее. Потайной ход два раза разветвлялся, и у каждой развилки Осел тщательно запоминал, какой символ был выгравирован на стене. Это сильно замедляло его продвижение, зато помогало не заблудиться.В следующее отверстие мальчик увидел просторную комнату, уставленную рядами полок с книгами. Маленькая фигурка в ливрее Гитивов одиноко сидела у столика хассе, задумчиво перебирая резные Фигуры. Вздрогнув, Осел узнал Филина. Он услышал как открылась дверь. Осел заметил, что при появлении Миледи у Филина на лице появилось выражение настороженности. Она разглядывала Филина стоя спиной к Ослу. Что бы там Филин не увидел в ее лице, его озабоченность переросла в страх.— Миледи? — прошептал мальчик.Она некоторое время молчала, потом сказала:— Твоя подружка Норка создает мне трудности Ты не знаешь, с чего бы это?Филин поднял голову. Лицо его было бледным, но решительным.— Элхар убил Кису, — твердо сказал он. — Полагаю, этим он вызвал ее вражду.Осел не мог видеть лица Миледи, но почувствовал, как она напряглась.— Киса была трущобной крысой.— О, боги, Миледи, я тоже был трущобной крысой! И Норка — трущобная крыса. Но у нее есть чувства и друзья, и она им предана. Она очень смелая и решительная и, наверняка, в ярости.— А ты, Филин, ты — смелый, решительный и в ярости? — спросила Миледи; ее мягкий тон заставил Осла напрячься.— Я испуган, — с горечью прошептал Филин, — и я ваш раб.Миледи повернулась спиной к Филину. Осел задрожал, рассмотрев ее лицо: такое холодное и беспощадное.— Мой маленький Филин, — сказала она сладким голосом. Потом резко обернулась и взглянула на своего раба. — Чего ты больше всего боишься? — Руки ее были подняты, как лапы хищника.Филин увернулся, но ничего не сказал. Она схватила его и встряхнула.— Отвечай мне!
Очевидно, Филин справился со своим страхом.— Миледи, я ваш раб. У меня нет выбора. Я должен плясать под вашу дудку. И я больше всего боюсь, что разучусь этому противиться.Осел задержал дыхание. Он был уверен, что Миледи ударит Филина. Но, к его большому удивлению, она начала смеяться. От этого смеха по коже пошли мурашки. Она потрепала Филина по щеке рукой, похожей на когтистую лапу.— Не бойся, — успокоила она его тоном, от которого стыла кровь. — Я найду способ постоянно напоминать тебе, что ты должен меня ненавидеть. — С этими словами она ушла.С лица Филина исчезли все краски. Он доковылял до столика хассе и схватился за него так, что побелели костяшки пальцев. Глаза его были широко раскрыты и устремлены вдаль, будто он видел то, что недоступно остальным.— Нет, — прошептал он с болью. — О, Миледи, нет. — Потом упал на пол.Осел, потрясенный, не мог сдвинуться с места. И вдруг он услышал — очень близко от себя — беззвучное ругательство и потом торопливые шаги, приближающиеся торопливые шаги. Он вжался в нишу, молча проклиная все на свете. Мальчик вспомнил о человеке, который, как сказала Минцера, стережет Филина. Шаги еще приблизились. Он задержал дыхание и скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то пронесся мимо. Короткий щелчок замка, и его ослепил луч дневного света. Охранник открыл одну из секретных панелей, через которую можно было попасть в комнату, ринулся в библиотеку и закрыл за собой панель. Ослу хотелось остаться и посмотреть, все ли в порядке с Филином, но нужно было удирать, пока охранник занят.
Филин лежал на спине, рассматривая потолок над своей постелью. В комнате царил полумрак, так как Минцера задернула шторы, но полуденный свет упорно пробивался внутрь. Он не устал, просто ему было одиноко и страшно. Когда он упал в обморок в библиотеке, Миледи привела его в чувство при помощи каких-то ужасно вонючих солей (столь же эффективных, как холодная вода, но после них хоть не остается беспорядка, с удовлетворением отметила Миледи). А потом она и Ран буквально поджарили его, выпытывая, что он видел на этот раз. Филин дрожал. Кроме всего прочего, он увидел мятежи. Он сказал об этом Миледи — для жителя Трущоб воспоминания о мятеже были страшнее кошмара. Об остальном сказать не решился: в своих смутных видениях, которых он уже начал бояться, он увидел, как какой-то огромный мужчина идет за Норкой с оглоблей в руках; а Мышка вонзает свои зубы в руку Рана (Рана, который был здесь же и допрашивал его!). На этот раз ему удалось сдержать приступ рвоты, но, когда Миледи закончила допрос, она велела Минцере дать ему снотворного. Он отказался пить вино с лекарством, хотя управляющая заверила его, что это не хацет. Филин пообещал, что постарается сам заснуть или хотя бы притвориться.Слезы лились у него из глаз, стекая по вискам. Ему необходимо было узнать, все ли в порядке с его Друзьями; ему хотелось с кем-нибудь поговорить; как жаль, что Цитанека сейчас не было рядом. Видения и сами по себе были ужасными, а вкупе с Исивой и Элхаром да постоянной опасностью — причиняли ему неимоверную боль. Его нервы были натянуты до предела, жизненные силы — на исходе. Ему нужен Цитанек. Почему он не мог дотронуться до разума Цитанека?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87