Это уже потом, позже, она узнала, что Аранхольд и Эйлик приезжали вовсе не затем, чтобы навестить впавшего в немилость друга и даже не затем, чтобы предложить ему помощь, и даже не затем, чтобы предложить ему какой-то новый план действий. О, если бы Итель могла знать это раньше, то своими руками выцарапала бы глаза обоим!
* * *
Аранхольд и Эйлик вышли из непролазной чащи к скромному домику спустя три дня после памятной ссоры у ручья. Молния-попутчица (видать, дело рук Алеха, вон как искрится всеми оттенками синего) радостно рассеялась сапфировыми искрами у самого порога скромного домика.
Эйлик не смог скрыть удивления при виде того, как живёт Рогон, равно как и восторга при виде Ители. Прежде-то смазливую мордочку избранницы опального мага этим двоим лицезреть не доводилось. Надменный Аранхольд и тот с интересом обшарил колдунью глазами, попутно выговаривая слова цветистого приветствия. И всё же, наравне с восхищением, во взглядах обоих магов плескалась и привычная брезгливость – ну как же, такой красивый, аппетитный кусок мяса и, вот ведь досада, подпорченный! Чем подпорченный? Ну, как же – причастностью к низшему чародейству, не-магии.
Ей стало смешно. Вот так идейные бойцы за равенство в волшебстве! Вот так сторонники изучения низшей магии! А сами на ведьму не могут посмотреть, чтобы всем лицом не перекоситься!
Фиалка скользнула по прибывшим равнодушным взглядом и пошла к ручью. По пути она жалела, что вода в нём слишком холодная – очень уж после липких взоров волшебников хотелось помыться. Неудивительно, что она и слушать не собиралась того, о чём будут разговаривать мужчины, ну их – эти чародейские дрязги да интриги. Итель лишь удивилась вскользь – отчего это Эйлик с таким любопытством смотрит ей вслед? И почему, собственно, молодые волшебники приехали раньше назначенного срока – не к обеду, а едва-едва после завтрака? Даже Алех с Зэн-Зином ещё не прибыли, а эти уж тут, как тут.
Ведьма ушла, не оглядываясь. Ушла она, если уж быть до конца честной, на самом деле потому, что просто боялась – в её присутствии гости не смогут скрыть своей гадливости, и тогда Рогон вспылит. А зачем ему лишний раз сталкиваться с грубыми реалиями этого низкого мира, за который он так радел? Пусть себе разговаривают. Без Ители. А она что? Поди, не цветок – от дурного взгляда не завянет, зато хоть любимого мужчину оградит от ненужного гнева.
Она собирала ягоды белени, когда (нет, не услышала) буквально кожей почувствовала приближающуюся опасность. У неё было поистине ведьминское чутьё – острое, как нюх у голодной волчицы.
Берестяной туесок, до половины полный прозрачными белесыми и такими сладкими ягодами упал в траву, но Фиалка этого не заметила. Подобрав подол, она ринулась к затерянному в чаще домику. Бежала так, что все ноги изрезала об остролистые травинки. Изрезала и не почувствовала.
Быстрее, ещё быстрее, туда, к нему! А сердце, сжимаясь в комок, жестоко подсказывало – опоздала, опоздала…
– Милый!
Она выскочила на полянку перед избушкой и тут же увидела обоих – и Аранхольда и Эйлика. Второй, поставив ногу на ступеньку крыльца, как раз оттирал пучком травы мысок щёгольского сапога. Заприметив выбежавшую из чащи ведьму, он улыбнулся – мягкой обезоруживающей улыбкой, робкой и восхищённой. Разве может человек с такой улыбкой причинить зло? И Фиалка, подкупленная этой застенчивостью, сделала несколько осторожных шажков вперёд.
Аранхольд стоял рядом с другом и пристально смотрел на Итель. Руки он скрестил на груди – ни дать, ни взять расслабленный горожанин дышит свежим лесным воздухом – лицо безмятежное и спокойное, даже умиротворённое. Да только разве проведешь ведьму, которая, как никто другой, знает толк в лукавстве? И разве обманешь её наблюдательность? Как не переплетай руки, как не прикрывай рукав щёгольской сорочки, а всё же видно – белоснежный манжет в чём-то испачкан… В чём-то буром. И запах такой пряный… А чутьё, оно, колдунью тоже никогда не подведёт. Это только по виду Аранхольд такой спокойный, равнодушный даже, но на самом-то деле напряжён и насторожен, словно хищник, готовый к прыжку. Одно неосмотрительное движение, неверный жест и всё – не спасёшься.
Колдунья оскалилась, сверкнув белоснежными зубами. Маг вопросительно поднял бровь (а лицо такое невозмутимое, такое холёное, кожа, как персик), только губы его выдали: слишком бледные и плотно сжатые, да в прозрачных глазах неприятный плотоядный отблеск, ну не маг, а прямо таки некромант прожжённый!
Но Фиалке и вовсе не было нужды ни до него, ни до коренастого, брезгливо оттирающего сапог Эйлика – туда, в дом!.. Только разве попадёшь в дом, когда поперёк пути два мужика, раззадоренных запахом крови? Сначала Итель подумала, что, раз уж у неё отныне нет мужа, то стоит ли вообще бояться схватки с двумя магами? А потом эту бабскую ноющую мысль сменила другая – ведьмачья, совсем отличная от плаксивой женской сущности.
И снова зубы оскалились в хищной ухмылке – Фиалка знала, эти двое не станут пленять её волшебством. Зачем? Что может противопоставить ведьма двум волшебникам? Ясное дело – ничего. А загонять трясущуюся от ужаса дичь, забавляться её страхом – это стократ приятнее, чем брать то же самое без боя. И потом, дичь-то непростая, дичь-то колдовская… А значит травля будет вдвойне интереснее.
Аранхольд склонил голову к плечу. Нет, этот вовсе не намеревался охотиться. Собрался, видимо, без затей умертвить колдунью одним неуловимым броском Силы. А вот Эйлик…
– Не тронь… – Хрипло выдавил он, столь обманчиво миролюбивый и безобидный.
Аранхольд равнодушно пожал плечами и расслабился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181