— Бога сжечь нельзя.
— Что пользы от Бога, если его никто не слышит? Пожалуй, я так и сделаю, госпожа Мирани.
— Даже вам не удастся!.. Народ восстанет…
— О, я обвиню во всём принца Джамиля. Это даже пойдет мне на пользу. Люди голыми руками разорвут его солдат в клочья. Потом, когда нападение будет отражено, назначу новых Девятерых. — Он облизал губы. На лбу и бороде блестели мелкие капельки пота.
— Что меня остановит, Мирани?
— Архон…
Он хрипло рассмеялся.
— Архона уже почти наверняка нет в живых, и искать нового никто не будет. Архоном стану я. И Архоном, и генералом, и в придачу царем.
— А Гермия?
Его лицо потемнело.
— Она сама выбрала свою участь. Я всегда считал ее сильной. Знал, что в ней есть нечто такое, чем мне никогда не завладеть. Но ее упрямство и вероломство удивили меня. Мы так хорошо действовали вместе.
Солнце жгло руки Мирани. Она плотнее запахнулась в плащ, оцепенев от страха. Он посмотрел на нее.
— Что же до нас с тобой, особой любви между нами никогда не было. Верно, госпожа? Ты всегда только и ставила мне подножки. Теперь дело пойдет по-другому. Мне нужна новая Гласительница, которой я смогу доверять.
— Да? — еле слышно шепнула она.
Он самодовольно улыбнулся.
— Ты сама это понимаешь. И я уже избрал ее.
Она сглотнула подступивший к горлу комок и в замешательстве проговорила:
— Нельзя же… — Но он жестом остановил ее и указал куда-то ей за спину. Мирани обернулась.
Поодаль на террасе сидела и кормила ручных голубей светловолосая девушка в новеньком розовом платье. Она подняла голову и радостно помахала.
— О, Мирани! Я так и знала, что ты поймешь!
Мирани затошнило.
— Видишь? — спокойно сказал Аргелин, наливая вина из позолоченного кувшина и разбавляя его водой.
Она, онемев, кивнула. Он протянул ей чашу, девушка взяла ее и отпила, почти не сознавая. Ее мучила жажда.
— Мне нужен человек, который станет делать именно то, что я скажу и когда я скажу. Думаю, она подойдет для этих целей лучше всего. Хорошенькая маленькая Крисса. Убедить ее было легко. Она не самая умная из девушек, не такая, как ты или ядовитая госпожа Ретия, но с хитринкой. Знает, что для нее хорошо, а что плохо. Если она станет Гласительницей, у меня с ней не будет хлопот.
Мирани отставила чашу.
— Вы так считаете?
Аргелин бросил взгляд через плечо.
— Да.
— Ошибаетесь. — Она холодно улыбнулась ему. — Я знаю Криссу получше, чем вы. Она всегда служит тому, на чьей стороне победа. Если вы проиграете войну, она не моргнув глазом уйдет от вас к принцу Джамилю. Скажет ему, что Оракул требует вашей смерти. Уж поверьте.
Генерал отпил глоток.
— Он не победит.
— За ним стоит Империя. Вы потопите эти корабли — на их место придут другие. Вам их не одолеть. Остановить эту войну может только Бог, а Крисса его не слышит.
— А мне и не надо, чтобы она слышала.
Мирани кивнула и решила идти напрямик.
— Вы же не хотите всерьез сделать ее Гласительницей, правда? Вы ей даже не доверяете.
Он в раздражении звякнул кубком о поднос. Один из солдат испуганно покосился на него. Аргелин сверкнул глазами:
— Верно. Не хочу. Эта дрянь думает только о себе. Но мне больше не на кого положиться! Разве что, как я и говорил, все Девятеро, к несчастью, погибнут при пожаре…
«Он хочет назначить тебя, Мирани. И угрожает».
Голос в голове прозвучал так неожиданно, что она чуть не ахнула; на душе сразу стало легче.
«Где ты пропадал?»
«Был занят. Яйца, бриллианты, звезды..»
Она обернулась, посмотрела на синее море.
«Что мне делать ? Нельзя же допустить, чтобы Гласителъницей стала Крисса!»
«Ты мне веришь, Мирани?»
Она отрывисто кивнула.
«Тогда сделай так, как я велю. Скажи ему, что согласна стать новой Гласительницей».
Ее пальцы стиснули перила балюстрады. Белый мрамор был гладок и прохладен. Слова Бога горели внутри, будто острая боль; она вспомнила о клятве, которую все принесли над бронзовой чашей, о наспех нацарапанном письме Ретии. «Будь сильной. Храни Молчание». Они все подумают, что она их предала.
«Не могу! Не могу!»
«Я не в силах принуждать тебя Мирани. Только хочу посмотреть, веришь ли ты мне».
— Ну? — Аргелин с любопытством разглядывал ее. — Ты наверняка догадываешься, что я хочу тебе предложить!
— Но почему я? Вы сами говорили…
— Потому что я верю, что ты, если до этого дойдет, не потребуешь моей смерти. А любая другая охотно сделает это. И потому что ты утверждаешь, будто слышишь Бога, а остальные верят тебе. Не знаю, правда это или нет, но твои речения… имеют некоторый вес.
Он приблизился, навис над ней.
— Ты станешь Гласительницей и объявишь, что Архон погиб и что царем стану я. Если ты согласишься на это, никому из Девятерых не будет причинено вреда. Потребуется одна новая девушка, и ее назначу я. Храм и Остров спасутся от огня, и Оракул останется чист. Гермию упрячут в надежное место. Если же ты скажешь хоть слово, о котором мы не договоримся заранее, ее убьют, а Оракул будет уничтожен. Понятно?
— И вы сможете так поступить с нею? Взять в заложницы?
Голос Аргелина звучал хрипло.
— Она бы тоже со мной так поступила.
— Но вы ее любили.
Он взглянул на нее темными глазами.
— Может, и до сих пор люблю. Любовь — штука непонятная.
Да, такой любви ей точно не понять. Что она делает — предает остальных? Или спасает их? Трудно разобраться. Но оставался еще один голос, самый главный. Голос Бога, и она слушалась его, куда бы он ни позвал.
Она подняла глаза, посмотрела мимо Аргелина, на Криссу.
— Отошлите ее обратно в Храм, — заявила она, гордо вскинув голову. — Отныне Гласительницей стану я.
* * *
Сетис повис, ухватившись за веревку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79