С Чазали все было проще: чувства его так и рвались наружу, и он не позволил им проявиться только благодаря присущей его касте дисциплине. Чазали умел скрывать свои чувства от людей, но не от неё. Он верил Каландриллу, верил в явление Хоруля и всему, что тот говорил. Сам факт, что Ценнайра когда-то была куртизанкой, ничего для него не значил. Значение для него имели только слова его бога, который объявил её истинной; то, что она — творение Аномиуса, беспокоило его, но не больше. Он сердился на Брахта за то, что тот не принимает его бога, и его так и подмывало мечом положить конец их спору с Оченом.«Бураш! — вдруг подумалось ей. — Ведь все это на руку Рхыфамуну. Наши сомнения укрепляют его».И вдруг, словно подчиняясь некой неведомой силе Ценнайра перестала сомневаться в том, что ей уготована определённая роль в этом путешествии. Уверенность эта пришла к ней не через чувства. Она просто вселилась в неё, она стояла вне всяких вопросов, словно Хоруль развеял её страхи. И все же присутствие Ценнайры разделило друзей, посеяв между ними недоверие.— Слушайте! — Споры мгновенно стихли, и все с удивлением повернулись к ней. Она посмотрела на Брахта и на Катю. — Вы не доверяете мне, и я не могу вас за это винить. Что бы я ни сказала, вы все равно будете отвергать мои слова. Но прислушайтесь к себе. Вы ходите по кругу. Каландрилл утверждает, что Хоруль за меня поручился, а Брахт стоит на том, что виновато колдовство. Ваши дружеские отношения рушатся, а это только на руку Рхыфамуну. Недоверие порождает сомнение, как гной на ране.Ценнайра говорила гневно, и керниец впился в неё прищуренными глазами, держа руку на эфесе меча, словно ожидая нападения. Она смотрела на него твёрдо, хотя и чувствовала его отрицание, явственно ощущавшееся в ночном воздухе. Он пожал плечами, так и не произнеся ни слова.— Давайте обратимся к фактам, — сказал Очен в наступившей тишине. — Верите вы или нет, мы идём вперёд, а в Памур-тенге встретимся с гиджаной. Возможно, гадалке удастся переубедить вашего упрямого друга. Ежели нет, — он со вздохом пожал плечами, — будем надеяться, что Хоруль явится вновь. Как бы там ни было, у нас нет выбора, кроме того, чтобы идти вперёд, так что, может, прекратим ругаться? Давайте-ка лучше спать.— А если я прав? — настаивал Брахт.— Я утверждаю, что ты ошибаешься, — устало заявил Очен. — Но будь ты сто раз прав, Ценнайра тебе не угрожает, даже если она служит Аномиусу, ты ей нужен живой, иначе все, что было предсказано, — ложь. Только вы втроём, и более никто, можете отобрать «Заветную книгу» у Рхыфамуна. А ежели у вас ничего не получится, создателю Ценнайры не на что надеяться. И это, мой неверующий друг, простая логика.— Верно, — с недовольной гримасой согласился керниец.— Тогда спать? — предложил вазирь, и Брахт угрюмо кивнул.Они расстелили одеяла: Катя и Брахт по одну сторону костра, Ценнайра — по другую, Каландрилл и Очен — как часовые, по обеим сторонам от неё.В последовавшие за этим дни мало что изменилось. Брахт говорил с Ценнайрой только в крайнем случае, и то односложно. Катя была мягче, но все же постоянно находилась настороже, не желая настраивать против себя кернийца. Каландрилл тоже отдалился от неё, но по причинам совершенно отличным; его беспокоил разлад. Чазали и его воины вели себя с ней подчёркнуто вежливо. Их отношение к ней определялось тем, что лошадиный бог признал её. В действительности только Очену не было дела до того, кто она на самом деле. Скорее наоборот, он смотрел на неё как на жертву и как на возможного союзника. Посему она много времени проводила в компании вазиря.Очен по-прежнему уделял много времени Каландриллу, обучая его оккультному искусству, и, дабы избежать новых проявлений колдовства, каждый вечер ограждал стоянку защитной магией. Но при малейшей возможности он долго и дружески беседовал с Ценнайрой. Она понимала, что вазирь хочет дать пример другим и положить конец противостоянию. В то же время он желал как можно больше узнать об Аномиусе. Ценнайру её господин больше не интересовал, и, дорожа дружбой морщинистого старика, она рассказывала ему все, что могла вспомнить о своём создателе и его планах.— Мне кажется, — сказал Очен однажды, когда они сидели подле костра, — что очень скоро тебе придётся воспользоваться зеркалом.— Почему ты так говоришь? — резко спросил Брахт с другой стороны костра. — Ты хочешь, чтобы она рассказала своему хозяину о наших намерениях?— В некотором роде — да. — Лицо Очена по-обезьяньи сморщилось: подозрения кернийца забавляли его. — Я думаю, ты понимаешь, что Аномиуса интересует, где мы и что делаем. И он, наверное, с нетерпением ждёт новостей.Брахт собирался что-то возразить, но Катя заставила его замолчать, положив ему руку на предплечье и тихо что-то прошептав на ухо. Каландрилл, заинтригованный, жестом попросил Очена продолжать.— Судя по тому, что Ценнайра рассказала мне про этого колдуна, — заявил Очен, не обращая внимания на поправку Брахта, пробурчавшего: «про своего хозяина», — он долго ждать не будет. Мы преподнесём ему новости, которые на время успокоят его.— Зачем? — коротко спросил Брахт.— По нескольким причинам, — терпеливо разъяснил Очен. — Прежде всего, нам надо узнать, где он.— Какое это имеет значение? — пробурчал керниец.Очен медленно вздохнул, словно набираясь терпения,— Может, послушаем, Брахт? — едва слышно пробормотала Катя.Вазирь благодарно улыбнулся и продолжал:— Ежели удастся ему освободиться от колдовских уз, кои привязывают его к тирану, ты думаешь, он не бросится сам за «Заветной книгой»? Я бы предпочёл, чтобы он оставался пока в кандалах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136