- Я не ошибаюсь, вы уже осмотрели
все альтернативы, какие было возможно?
- Да, - признал Рувинский. - Послушай, комиссар, а может, это
преступление совершенно не связано с "Клубом убийц", и мы идем по ложному
следу?
- Для того, чтобы услышать полный рассказ о ваших похождениях, -
продолжал Роман, не обращая внимания на выпад директора, - я должен
предъявить постановление об аресте или кто-то из вас расколется сам?
- Песах, - кивнул на меня Рувинский. - Он твой сосед, пусть
раскалывается.
Я вкратце пересказал Бутлеру наши соображения, предположения, идеи и
бесславные результаты визитов в альтернативные миры. Роман время от
времени хмыкал, а когда я истощил свою память, сказал:
- Молодцы, хорошо поработали. Теперь все понятно.
Мы с Рувинским переглянулись.
- Что нам должно было понятно? - спросил Моше.
- Я сказал - вам? Все понятно мне. А вам понимать ни к чему. Эти
дилетанты... вечно путаются под ногами.
Обвинение было несправедливым, и Рувинский вскинулся. Его суровое
мнение об израильской полиции было бы высказано немедленно и
недвусмысленно, но мне удалось прервать начавшуюся ссору в зародыше.
- Моше, - сказал я прежде, чем директор успел открыть рот, - ты плохо
знаешь комиссара Бутлера, а мы с ним пьем кофе каждую субботу. Он
намеренно вызывает тебя на ссору, чтобы, обидевшись, не делиться с нами
информацией. Я прав?
- Конечно, - не смущаясь, согласился Роман. - Но, господа, мне бы
действительно не хотелось сейчас выкладывать на стол все карты. Если бы не
ваш дремучий дилетантизм, вы бы и сами догадались, кто в чем виноват. Вся
информация у вас есть.
После чего комиссар встал и покинул помещение института. Надеюсь, что
выпустили его без приключений.

Признаюсь честно: мы с директором просидели в его кабинете до
позднего вечера, просматривая заново уже виденные альтернативы в поисках
незамеченного нами доказательства. Но мы лишний раз убедились, что
единственным разумным кандидатом на роль подозреваемого был бы Яков
Вайнштейн, если бы он не оказался столь странным образом замешан вместе с
министром Шувалем в общей афере. А может, они потом что-то не поделили,
Вайнштейн смертельно обиделся и...
Нет, не могло этого быть. Мы просмотрели альтернативу вплоть до
сегодняшнего дня - если бы Вайнштейн задумывал преступление, он должен был
бы рассориться с Шувалем еще вчера вечером. Иначе в нашей реальности
ничего к нынешнему утру ничего не смогло бы произойти.
- Значит, - сказал директор Рувинский, - мы не обратили внимания на
какую-то информацию. Мы не обратили, а Бутлер обратил, потому что он
профессионал.
- Ну да, - согласился я. - Он Эркюль Пуаро, а мы с тобой Ватсон с
Гастингсом.
- Обидно, - продолжал каяться Рувинский. - У него четкая логика плюс
информация, а у нас... Мы как две бабы - сидим и чешем языками, не понимая
сути...
- Как ты сказал? - насторожился я. - Ты сказал - две бабы?
- Да не обижайся, Песах, - вздохнул Рувинский.
Он так и не понял. Почему я должен был обижаться на человека,
докопавшегося до истины и не подозревающего об этом?

Я высматривал из окна, когда комиссар вернется с дежурства. Его
авиетка свалилась из верхнего ряда поперек общего движения - только
полицейский мог себе позволить такое вопиющее нарушение правил воздушного
движения.
Когда Роман, насвистывая, спускался с посадочной площадки, я уже ждал
комиссара у входа в его квартиру. Он ведь сам говорил, что эффект
внезапности - главное при разоблачении преступника.
- Давно ли, - сказал я, взяв Романа за локоть, - министр Шуваль дал
от ворот поворот Алисе Фигнер?
Мне очень хотелось бы написать в этом месте - "у комиссара от
удивления отвисла челюсть". Но, к сожалению, эта фраза и выглядит слишком
вульгарно, и абсолютно не соответствует характеру Бутлера. Роман тихонько
высвободил свой локоть и сказал:
- Если ты приготовишь кофе, я спущусь к тебе через десять минут.
Эти десять минут показались мне часом, потому что комиссар и не
подумал ответить на мой вопрос. Я думал о бедной манекенщице Алисе Фигнер
и потому переварил кофе.
- Фу! - сказал Роман, испробовав. - Сразу видно, что готовил
дилетант.
Теперь уж я оказался на высоте и не отреагировал на явное
оскорбление.
- Ну хорошо, - сказал Бутлер, заставив себя отхлебнуть глоток, - ты,
конечно, прав, зачинщицей преступления была Алиса Фигнер. Ты ведь не забыл
моих слов о том, что она женщина не только красивая, но и умная, однако,
слишком нетерпеливая, и потому ее детективные сюжеты обычно повисали, не
добравшись до финала. Год назад она стала любовницей нашего министра.
Связь эта продолжалась бы долго, от Алисы не так-то просто отделаться, но
жена Шуваля начала о чем-то догадываться. Ничего конкретного, никаких
имен, просто подозрения, ревность... Но министр предпочел не доводить до
скандала и объявил Алисе об отставке. Алисе можно было сказать все, что
угодно, но только не то, что ею пренебрегли как женщиной.
- И она решила отомстить, - сказал я, кивая головой.
- Я не сказал бы, что это было осознанное решение, - с сомнением
сказал Роман. - В "Клуб убийц" Алиса пришла не потому, что продумывала уже
план мести. Она любила разнообразие, а когда Шуваль ее бросил,
разнообразие требовалось ей, как никогда раньше. А дальше все пошло одно к
одному. Один из членов клуба - программист, рассказал о сюжете убийства с
использованием альтернативной реальности.
1 2 3 4 5 6 7 8