А Троцкий, будучи прагматиком и сторонником крутых действий, мог бы все же уяснить, что информация, тем более от людей будущего, играет в истории не меньшую роль, чем военная сила!
Бухарин весь вечер провел, беседуя с военным атташе Бендецким о преимуществах танковой войны перед кавалерийскими рейдами, и проявил себя человеком, всесторонне образованным, хотя и не умеющим на практике отличить лошадиную холку от танковой башни. А сам посол Гусман объяснял Ленину, почему для блага России необходимо в срочном порядке заменить продразверстку продналогом, а в ближайшем будущем, желательно - не позднее начала будущего года, объявить новую экономическую политику и развязать руки частному производителю.
Сталин прохаживался по комнате, переходя от одной группы к другой, слушал молча, и Гусман не мог понять, какие мысли роятся в черепной коробке будущего гения зла. Он хотел поговорить в Лениным наедине, но Сталин будто чувствовал желание посла и ни на секунду не покинул комнату. Спор затянулся далеко за полночь. В авто, которое отвозило посольство на Сретенку, Бендецкий сказал, зевая:
- Стратеги хреновы. Я бы эту войну выиграл за три месяца, пусть хоть вся Антанта с цепи срывается.
- А эти идеи об электрификации! - воскликнул Фабер. - Ни Бухарин, ни Ленин так и не поняли пока, что электростанции - будущее России.
- Ну, это вы им объясните, не забудьте только привлечь Бонч-Бруевича, - сказал Гусман. - А вот мне придется повозиться. Сталин ходит кругами, и я не представляю, как мне улучить момент и рассказать Ленину о том, что замышляет этот тихий грузин.
- Была б моя воля, я бы его пристрелил, - пробормотал Бендецкий. История меня бы оправдала.
- История тебя бы не поняла, - сказал Гусман, - поскольку не знала бы последствий твоего поступка. Занимайся своими танками.
- Это, - сказал Ленин во время следующего посольского приема, состоявшегося неделю спустя, - меморандум правительства Советской России правительству Государства Израиль. Изложение принципов взаимовыгодного сотрудничества наших стран, учитывая их различное положение на оси времени.
Конверт был запечатан сургучом, и Гусман сунул его в портфель, не задавая лишних вопросов.
- А это, - сказал он, в свою очередь передавая в руки Ленину заклеенный пластиковый пакет, - меморандум правительства Израиля, и я просил бы вас прочитать его немедленно.
Действительно, нужно было торопиться - Сталин задержался, разговаривая по рации с Ворошиловым, но мог явиться с минуты на минуту.
Ленин взвесил пакет на ладони, оценил качество изготовления ("ничего, дайте срок, батенька, и мы будем делать такие, и еще лучше"), попытался вскрыть, но не сумел. Гусман мысленно обругал себя за недостаток учтивости и провел большим пальцем по грани пакета. Лист выскочил на ладонь Ленина. Меморандум был краток и содержал анализ основных черт характера Сталина, с которыми Ленин уже был знаком (тексту нужно было придать убедительность!), и описание ожидаемых действий Кобы в случае болезни Ленина, а также в случае его возможной смерти. Ленин побледнел.
- Эт-то не может быть п-правдой, - сказал он, заикаясь. - Сталин, конечно, человек жесткий и своекорыстный, но... Вы уверены?.. Впрочем, что я спрашиваю? При вашей информированности вы не можете не знать того, что пишете.
- Это пишу не я, - вежливо пояснил Гусман. - Это официальное мнение правительства.
- Да-да, я понимаю, - плечи Ленина поникли. - Решение принимать мне, и я думаю...
Он не успел закончить фразу, потому что вошел Сталин и подозрительно уставился на предмет в руках вождя. Разглядеть лист он не успел, потому что на глазах у всех пластик с текстом растаял, стекая с ладони тонкой струйкой. Гусман облегченно вздохнул: удалось-таки во-время нажать на уголок листа, где размещался сигнализатор автофазового перехода.
- Товарищ посол демонстрирует, как из твердого тела получать воду, мгновенно сориентировался Ильич, продемонстрировав недюжинность своего ума.
- Лучше бы, - сказал Сталин, - товарищ посол продемонстрировал нам, как расправиться с Деникиным. Царицын в кольце. Клим паникует.
- Завтра же выезжайте на фронт, - сказал Ленин. - Вечером соберем секретариат и дадим нужные мандаты. С этой белой сволочью...
Он осекся, метнув быстрый взгляд в сторону Гусмана. Льву Абрамовичу показалось, что во взгляде этом была вовсе не обеспокоенность состоянием дел на Южном фронте.
Утром Гусман обычно вставал с трудом. Почему-то в девятнадцатом году прошлого века ему гораздо больше хотелось спать, чем в своем обычном времени. Возможно, тому была вполне реальная физико-биологическая причина. Он встал, сделал зарядку, поднял с постелей спавших в соседних комнатах Бендецкого и Фабера, и только после этого отключил защитный экран, отделявший на ночь помещение посольства от окружающего пространства-времени. Предосторожность была не лишней.
Позавтракали яичницей и совершенно некошерным салом, после чего Фабер отправился за газетами. Вернулся он несколько минут спустя с пустыми руками.
- Господа! - воскликнул он с порога. - Победа!
- Не хочешь ли ты сказать, - проявил интуицию Гусман, - что на вчерашнем заседании секретариата Ильич провел резолюцию о выводе Сталина из ЦК и исключении из партии?
- Арье, - сказал Фабер, отдышавшись, - в тебе говорит дипломатическая ограниченность. Сталин получил все полномочия и отправился на вокзал прямо с заседания. Но... По дороге машину обстреляли наймиты буржуазии, и бедный Коба получил три пули. Умер мгновенно.
- Ну, Ильич и дает... - сказал Гусман.
Израильские дипломаты участвовали в похоронах Кобы, смешавшись с толпой военных и гражданских на Красной площади.
1 2 3 4 5