— Конечно, найдется, — даже не вздрогнул граф Адион. — Однако должны же у дворянства быть хоть какие-нибудь привилегии? Например, делать то, что им нравится.— И вы каждый раз занимаетесь такой работой?— Лукавить не стану, не каждый. Просто настроение сегодня подходящее.— Вот-вот, настроение... — произнес Иигуир. — И у меня тоже... настроение...Граф повернулся к старику, внимательно посмотрел:— Вы, сударь, не похожи на отдыхавшего весь день. Что-то гложет? Хотите поделиться?— К чему вам мои сомнения, сир?— Наш небесный отец велел помогать друг другу, разве не так?— Велел... Почему бы вам в таком случае не помочь своему доброму соседу, князю Динхорсту? Вы ведь знаете о выпавших на его долю тяготах?— Конечно, знаю, — кивнул граф со спокойной улыбкой. — Князь отважный воин, однако упрям и дерзок. По совести, в их бесконечной ссоре с герцогом Вейцигским трудно отличить правого от виноватого.— Но ведь именно Динхорст подвергается ныне агрессии! А если следующей жертвой герцога окажетесь вы, сир?— Это вряд ли.— Так уверены в своих силах? Или научились договариваться с захватчиком?— И то и другое. И даже третье с четвертым. — Безмятежная откровенность Адиона сбивала с толку. — У меня, господин Иигуир, хватает солдат, а с Мархом мы предпочитаем не доводить дела до драки. Князю же следует и так благодарить меня, ибо я закрываю перевалы, ведущие в самое сердце его владений. Не будь этого, героическая стойкость Хоренца утратила бы всякий смысл. По-вашему, такой помощи мало?— Возможно, вы и правы, сир, только... безучастно наблюдать за терзаниями хорошего человека...— А если недостаточно хорошего?— Что вы хотите сказать?Граф помолчал, точно готовясь произнести какие-то особо важные слова, лишний раз окинул взором пустынный зал:— Признаюсь, господин Иигуир, с другим собеседником я бы не стал этого касаться. Большинство просто не поняло бы моих мыслей, а редкие умники, вероятно, отшатнулись бы в страхе. Вы же, как представляется, сочетаете прозорливый ум со смелостью, даже дерзостью вечного искателя истины. Я читал некоторые ваши сочинения, знаю, о чем говорю. Безусловно, Церковь напрасно ополчилась на вас, она не сумела разглядеть в вольнодумце одного из самых преданных своих сыновей. Смелым сердцам свойственно порой заблуждаться, однако они все равно куда полезнее и надежнее твердолобых фанатиков.— Надеюсь, сир, я вправду заслужил хоть малую толику этих хвалебных слов, — поклонился старик.— Я не собираюсь вам льстить, речь не о том... Доводилось ли вам, господин Иигуир, задумываться о переплетении понятий «кара» и «испытание Господне»? Очень подходящая тема для нынешних времен. Мы с вами оба препоручили свои души Единому, следовательно, готовы безропотно принять любую его волю, верно? Сколь бы болезненной и горькой она ни оказалась, так? С другой стороны, известно, что Творец частенько посылает напасти в качестве испытания, дабы человек, преодолевая их, осознал свои заблуждения. Но как нам отличить одно от другого? Ведь не всегда даются прямые указания через пророчества, знамения и откровения. А если допустить, что беды Динхорста — наказание свыше, то отвращать их — сущее преступление.— По-моему, сир, князь не похож на закоренелого грешника.— Ах, господин Иигуир, — поморщился граф, — Вседержителю, согласитесь, все-таки виднее. Безгрешных мало, а Небесам открыты любые тайны. И ваш князь... Одно время у нас, например, ходили туманные слухи, будто он сам повинен в гибели молодой жены. Какая-то пошлая любовная история... Чем вам не основание для возмездия?Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.— Разве я смею облегчать расплату, — продолжал Адион, — назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...— Потому вы избираете отстраненное созерцание? — Иигуир покачал головой. — Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...— Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.— Не вижу в том проблемы, сир, — тихо произнес старик, — если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...Граф кивнул:— Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.— Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.— А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...— Он также может привести к ошибкам и раздорам.Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115