Множество глаз, до того завороженно следивших за поворотами вертела, перекинулись на нахала. Кто-то продолжал пускать слюнки, однако нашлись и недовольные — издревле хлеб доверялось резать главе компании. У них явного вожака покамест не было, потому самовольно взявшийся за это Шурга тотчас заслужил глухой ропот.— Куда торопишься, дурень? — с плохо скрываемым раздражением заметил сидевший следующим по кругу Кривонос. — Жаркое еще не готово.— К чертям поганым такое-то жаркое. — Шурга продолжал свое дело, не отвлекаясь. — Ваши крысы лесные уже поперек горла стоят. Слава Всевышнему, хлебом разжились, пивом опять же... До утра дотяну и без этой мертвечины.— А утром что жевать думаешь?— Будет утро — будет и пропитание. Вон, в деревню наведаемся, хотя б денежки отоварим.— Ну да, потратить-то их легко...— Легко-нелегко, а тут-то их копить без надобности. Серебро жрать не станешь. Опять же оружия какого, может, раздобудем.— Ты у соседей еще разок сходи поищи, — ухмыльнулся Кривонос, передавая дальше кувшин. — Они-то тебе, чую, оружия много навстречу вынесут.По кругу прокатился сдержанный смех — большинство слишком напряженно ожидало кормежки.— И до соседей дойдет, — буркнул Шурга. — Всему свое время.— Во-во, время порты мочить и время издаля грозить, так?— Нечего ржать, удальцы! — вступился за товарища Добстер. — Мы-то вымокли на обратном пути, а кое-кто обмочился заранее, еще когда смельчаков выкликали. Вот там надо было глотки драть!— Это на кого ж ты, дед, намекаешь? — Кривонос прищурился.— На кого намекаю, тот сам про то ведает. А забыл, так пусть у себя промеж ног пощупает. Как, сухо?— Я тебе сейчас, гнида, твои же последние зубы скормлю!..Спорщики качнулись навстречу, но между ними выросла рука Шурги с торчащим в черное небо ножом.— Бросайте лаяться, мужики! Нынче-то друг за дружку держаться надо, а вы из-за ерунды готовы кровь пускать.— Правда твоя, соседушка, — проворчал Добстер, опускаясь на бревно. — Только прежде хотелось бы присмотреться, за кого держаться придется. Не каждому ведь доверишься. Крикунов полно, а вот подлинных...Лишь теперь они заметили, что разъярившийся было Кривонос как стоял, так и стоит, замерев нелепой статуей. Одни выпученные глаза вперились куда-то за спины сидевших. Разом пуганно оглянулись остальные. Добстер приподнялся на ноги. Он охотно поверил бы сейчас в странную игру слабеющего зрения, если бы рядом с точно такими же глупыми лицами не оцепенели товарищи. Обомлеть было от чего.От края леса прямиком к ним через поляну шло привидение. Вернее, образ-то у этого создания темных сил был самый что ни на есть мирный: старец в длинном белом одеянии с посохом в руке. Только человеком сей ночной гость оказаться не мог, привидение, никак иначе! Добстер, сглотнув, потянул руку в поисках дубины. Он не какой-нибудь сопляк, чтобы так легко уступать нечисти, даром что колени дрогнули да по лбу побежали холодные капли. Или все-таки человек? До замерших людей сквозь треск костра долетал шорох шагов, взвевающих ранний опад. Однако ж минуты не минуло, как аккурат в эту сторону направился облегчаться Хомяк! Теперь же вместо товарища из темноты надвигался незнакомец. Разве путники такими бывают? Белоснежные до неправдоподобия одежды, сияющие на фоне стены леса, аккуратно расчесанная седая борода, простой посох и никакой поклажи! А как шел?! Неторопливо, уверенно, не радуясь нежданной встрече и не опасаясь. Святые пророки!..Поляна была не слишком большой, и очень скоро таинственный гость вступил в круг света. Действительно, старик, седой, высокий, чуть сгорбленный, но оттого не менее пугающий. Народ, продолжая разевать рты, невольно подался в стороны. Воспринявший это как должное, старец перешагнул через бревно и сел. Изрезанное морщинами лицо, ясные, печальные глаза. Творящееся казалось столь невероятным, что Добстер, борясь между желанием бежать и упасть ниц, в результате плюхнулся на свое место.Теперь уже вся компания напряженно созерцала незнакомца. Никто не решался первым подать голос, а старец тем временем безмятежно поворошил посохом чадящий костер, наклонился к распятым на вертеле тушкам.— Все же не по-божески это как-то — лесной мерзостью трапезничать, — заметил он словно самому себе. Затем повернулся с какой-то пугающе грустной улыбкой. — Тем не менее вечера доброго вам, дети мои.Окружающие подобрались. Факт владения речью должен был вроде бы чуть успокоить их, но не помогло. Ну не мог обыкновенный человек вот так запросто усесться в круге чужаков, будто среди друзей детства. И ведь ему было чего опасаться!— Уж извините, ужин ваш разделять не решусь, — продолжал между тем гость. — Хотя, справедливости ради, не все ныне и такой имеют. Большие беды, большие страдания...— Да он сумасшедший, — наконец, неуверенно предположил кто-то из товарищей.— Точно! — подхватил другой. — Ты как забрел-то сюда, убогий?Добстер, ясно сознавая, что так легко они не отделаются, поморщился. Скосил глаза на сидящего по левую руку Шургу. Напряженные черты лица приятеля выдавали торопливую работу мысли и сосредоточение воли.— Не будем друг друга обижать, дети мои, — донесся негромкий ответ. — Каждый человек при рождении чист, в душе любого грешника можно при желании отыскать крупицу чистоты, подаренной Творцом. Давайте же обращаться к ней, а не к налету многолетней грязи.— Насчет чистоты у нас тут сложно, — фыркнули рядом.— Знаю, — кивнул старец с готовностью. — Случившаяся на нашей земле гроза разрушила жизни многих, разнесла в клочья устоявшийся быт. Многие из вас, вероятно, потеряли родных и близких, однако дает ли эта скорбь право губить вдобавок и собственные души?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115