Занятие длилось долго. Олкрин взмок и раскраснелся, а учитель, хотя и сохранил, в отличие от ученика, ровное дыхание, тоже немало потрудился — прядь густых вьющихся волос прилипла к вспотевшему лбу.
Два меча одновременно скользнули назад в ножны.
— Здорово! Теперь у меня есть кое-что для настоящего боя! — восторженно воскликнул Олкрин.
— Второй привет от самости, — прокомментировал учитель.
— Ну почему я такой глупый! — с досадой осёкся парень.
— Ты не глупый. Ты просто молодой. У тебя хватит ума договориться с волей. Не мешало бы, однако, искупаться.
— Может, в деревне?
— Нет, я по дороге ручей заметил. За деревьями слева от дороги. Позади немного. Холодная проточная вода лучше всего. А потом и в деревню заедем. Посмотрим, как там у них дела.
— Скажи, а когда ты дрался с этим… как его… Тулунком. Ну, тогда в Амтасе, помнишь? — спросил Олкрин, садясь в седло.
— Да-да.
— Тогда ты применял эти приёмы?
— Конечно, нет. С какой стати оскорблять мастера такими простыми уловками. Это всё равно, что подать императору документ с расставленными ударениями.
Олкрин тихонько хихикнул и надолго замолчал, задумавшись.
* * *
Деревня встретила их безлюдными улицами — почти всё население собралось на открытом месте в центре, которое, однако, трудно было назвать площадью. Громкий возбуждённый голос Станвирма был слышен ещё издали. Внимание собравшихся было настолько приковано к говорящему, что на подъезжающих всадников никто не обратил внимания.
— Это он столько времени говорит? — изумился Олкрин.
— Вряд ли. Я думаю, он начал недавно. Дождался, пока люди вернутся с полей.
— …И тогда Пророк сказал: «Человек оторвался от природы, чтобы подняться к Творцу и воссоединиться с ним. На этом пути мужчина сделал два шага, а женщина — один. Мужчина способен подчинить духу свою животную стихию, а женщина заставляет ум и дух служить природному началу». Это значит, что женщина — препятствие на пути к Богу, а влечение к женщине — оковы животной стихии.
— Стало быть, для женщин путь к вашему Богу заказан? — раздался чей-то голос из толпы.
— Не то чтобы совсем закрыт, — ответил Станвирм, — но для женщины превзойти свою природу и разорвать связи с земным миром — дело почти невозможное. Впрочем, Бог способен и в женщине пробудить неодолимую духовную жажду и направить на путь совершенства.
— Знакомые разговорчики, — иронически хмыкнул Олкрин, осторожно притормаживая коня за серыми спинами последнего ряда слушателей.
— С бабы, выходит, ваш бог особо строго не спрашивает? — послышался новый вопрос, заданный немного насмешливым голосом.
— Можно сказать, что так.
Толпа приглушённо загудела. Здесь и там раздавались короткие смешки.
— А ваш бог дождь сделать может?
— Бог может всё.
— Дождь — это дело важное… но вот ты тут говорил про душу, — выступил вперёд сухонький старичок в надвинутой на нос шапчонке, — стало быть, если через вас можно душу под божью защиту отправить, так выходит, что вы навроде колдунов, стало быть?
— Нет. Наша вера далека от колдовства и выше всякого колдовства. Более того, Пророк порицает колдовство как дело злобное и богопротивное.
— Точно, порчу наводят!
— У меня с весны две коровы сдохли. Неспроста же!
— А отчего, вы думаете, у Тарманка племянник умер? От колдовства, ясное дело!
— Ты почувствовал? — тихо спросил Сфагам ученика.
— Что?
— Дух изменился. Что-то произошло в нижнем слое тонкого мира, и теперь они все под властью одной идеи.
— Ты говоришь об их настроении?
— Это не просто настроение. Эти люди очень несамостоятельны. Не они выбирают крестьянский труд, а труд осуществляется через них. Не они приходят к решению, а решение приходит к ним, когда они собираются все вместе. И приходит это решение не из чьей-то головы, даже не от того, кто первый открыл рот, а как бы ниоткуда. Из воздуха. А на самом деле ответ и выбор всегда приходит из тонкого мира, когда они все вместе, не сознавая того, запрашивают его о своей общей судьбе.
— А своей отдельной судьбы у этих людей нет.
— Почти что нет. Отдельная судьба общинного человека лишь только начинает просыпаться и целиком подчинена общей судьбе. Что-то вроде невылупившегося птенца…
— А если боги или силы тонкого мира наделят сельского человека возможностью необычной и самостоятельной судьбы? Как тогда?
— Тогда ему надо для начала перебраться в город. Только там, на перекрёстках выбора, куются и взращиваются самостоятельные человеческие судьбы.
— Или идти в духовное братство, верно?
— Да. Но это не для всех.
— Э-э-э! А это ещё кто такие? — крестьяне, наконец, заметили монахов.
— Не от вашего ли бога приехали за нашими душами?
— Это наши друзья и попутчики — учёные монахи из духовного братства, — объяснил Станвирм и толпа отозвалась одобрительным гулом.
Теперь и Олкрин почувствовал, как в воздухе разлился неизъяснимый флюид, позволивший Станвирму завладеть не только вниманием крестьян, но уже и чем-то большим. Новый бог был близок к тому, чтобы поселиться в их мире.
Сфагам развернул коня.
— Поедем, поищем харчевню. Надеюсь, там остался кто-нибудь, кто даст нам по тарелке горячего супа.
— Да, неплохо бы. Хорошо б ещё и винограда…
Крестьяне провожали всадников заинтересованными, с оттенком почтительности, взглядами.
— Интересно, а они знают, что такое уроборос? — спросил Олкрин, перехватив взгляд одного из крестьян, брошенный на мастерскую пряжку Сфагама.
— Знать, наверное, не знают. Но пребывают в нём постоянно. Поэтому и не знают. А вон и харчевня.
Глава 28
Пир в доме Эрствира был в полном разгаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116