— Ньесса, — нахмурился Горгас, — я был занят.
— Я заметила, — ответила Ньесса. — В общем, проследи, чтобы все было сделано как следует, иначе мне придется вмешаться. И ты прекрасно знаешь, — добавила она, — что в этом случае тебе не поздоровится.
Геннадий?
Тишина. Ни звука. Как будто вернулся в детство и стоишь перед дверью друга, которого мать не пускает гулять; нет, Геннадий сейчас выйти не может — помогает отцу рубить дрова… Он вздохнул и открыл глаза. Теоретически головная боль должна указывать на связь с Принципом. На самом деле Алексию казалось, что она была вызвана тем, что он так долго сидел, зажмурив глаза и неестественно наклонив голову. Натурал? Ты считаешь себя натура-лом? Ну-ну.
День казался бесконечным. По мнению директора, сидение по-турецки на полу с закрытыми глазами и головой, перекатывающейся по плечам, как у повешенного, должно помочь сфокусироваться, стать своего рода стеклом, чтобы поймать лучи Принципа, которые, очевидно, летают вокруг, как семена одуванчика. Хотя он пока не увидел ни един…
…Он сидел на бочонке на палубе корабля, посреди спокойного, тихого моря. Судя по свету и положению солнца, стояло раннее утро. На небе алели первые лучи, воздух был наполнен свежестью, но Алексий чувствовал себя ужасно уставшим, как будто просидел всю ночь, дожидаясь рассвета. Похоже, на палубе больше никого не было, значит, команда все еще спит.
Он поднял голову и посмотрел на приближающуюся землю. Алексий узнал остров, такой именно он видел Скону с корабля, когда подплывал к ней. С этой стороны она была похожа на Перимадею. Равнина представляла собой серые и зеленые размытые кляксы, оставленные на горизонте торопливой рукой и не успевшие как следует просохнуть. Тем не менее что-то изменилось. И нетрудно понять, что именно.
Скона лежала в руинах. От развалин зданий поднимался дым. Гавань опустела, склады с причала исчезли. Что-то подтолкнуло Алексия встать и посмотреть на воду: в море в нескольких ярдах от корабля плавало мертвое тело. На самом деле даже не одно, а несколько. Не определишь, какой национальности или даже пола, — тела были слишком распухшие, пропитанные водой. Просто тела, кровь, кости и мясо, все остальное исчезло. Нечасто видишь людей, которые перестали быть людьми и превратились в сочетание частей тела и внутренних органов. Даже после смерти людей можно различить, но от этих ничего не осталось, только сырой материал.
Значит, была битва, решил Алексий. Тела в воде означают либо морской бой, либо шторм. Сгоревший город означает сражение, а отсутствие кораблей в гавани указывает на то, что их спустили на воду или для боя, или для эвакуации. Либо после шторма был ужасный пожар — и, конечно, шторм потушил бы пожар, — либо морская битва и нападение на город. Если дело в этом, то нападавшие должны быть из Шастела. Но ведь у них нет флота.
— Алексий, — раздался голос позади него. — Что происходит?
— Геннадий… Я искал тебя.
— Правда?
— Так ты, значит, знаешь о Принципе больше всех на свете?
— Ты имеешь в виду, что сказала Мачера? Она еще молода и неопытна, вот и все. Детское поклонение.
— Согласен. А что здесь происходит? Что ты здесь делаешь?
Геннадий сел на бочонок и слабо улыбнулся.
— На самом деле я часто сюда прихожу. Меня это успокаивает.
— Успокаивает? Сгоревший город и трупы? Ты совсем с ума сошел?
— Вовсе нет, — ответил Геннадий уязвлено. — По сравнению с тем, что я видел за последнее время, это очень успокаивает. Конец войны и все такое. Когда тебя насильно заставляют наблюдать самые кровавые моменты войны и массового уничтожения безоружных горожан, вид спокойного моря, залитого лучами восходящего солнца, очень успокаивает.
— Ты видел всю войну? — Геннадий печально улыбнулся.
— Видел? Да я ее написал. Или как это называется, когда ты выдумываешь будущее? И прежде чем ты спросишь меня, зачем, черт побери, мне придумывать такие вещи, я сразу тебе скажу, что идея не моя. Да, я дирижировал, управлял всем, а придумала все одна из моих замечательных студенток, так сказать.
— Эта девочка? Она прокляла целый остров?
— Увы, так оно и есть, — кивнул Геннадий. — Экспромтом и без моей помощи. Точнее, без непосредственной помощи. Я пытался вмешаться или хотя бы убрать самые отвратительные моменты. Вряд ли она это заметила, по крайней мере пока. — Он нахмурился. — Было ужасно: свалка, мясорубка, повсюду хлещет кровь. Думаю, так представляют себе войну те, кто только читал книги и слушал песни, но не сталкивался с ней в реальности. Звенят клинки, бегут солдаты, головы скатываются в канавы или прыгают по улицам, как те кожаные мячи, которые мы делали в детстве. Просто отвратительно.
— И ты хочешь, чтобы это произошло, верно? — Геннадий поспешно затряс головой.
— Что я могу поделать? — спросил он. — Ничего. Именно поэтому я и искал тебя.
— Извини, но я в этом не участвую. После того, как я попытался снять проклятие с одного человека и чуть не умер, помнишь? Снятие заклятия с целого острова наверняка прикончит меня. Бог мой, Мачера, должно быть, очень кровожадная малышка.
— Совсем нет, — вздохнул Геннадий. — Робкая, застенчивая, вежливая. Таких охватывает паника, когда им нужно подойти и задать вопрос после лекции. Всего боится.
Алексий медленно кивнул.
— Тогда скажи мне, что происходит. Мы сможем начать сначала и постараемся найти выход из ситуации.
— Все просто, — ответил Геннадий. — Флот Шастела подплыл к слепому берегу Сконы…
— Эй, секундочку. У Шастела есть флот?
— Я удивлен не меньше тебя. Но, очевидно, скоро появится. Так вот, выплывают корабли Сконы, и начинается веселье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147