— Спокойной ночи.
Он уснул почти мгновенно. Лордан понимал, что спит, потому что он стоял на башне городских ворот Перимадеи (которой уже не существовало) и смотрел на восток поверх палаток жителей равнин, туда, где река, казалось, текла пря-мо на небо. Рядом с ним на галерее был его брат Горгас; и в этом сне они разговаривали спокойно, почти дружески: Горгас рассказывал о войне на Сконе, а он почти не слушал. Рассказы других о войне обычно очень скучны.
— Ты должен поехать на Скону, — говорил Горгас. — Город обречен. Они победят, и ты не захочешь оставаться здесь, когда это случится. А на Сконе тебе самое место — человеку с твоим опытом.
Лордан увидел, как сам же отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо, — ответил снящийся Лордан. — Какой смысл плыть через полмира, чтобы воевать, если я и так воюю? А потом, я не наемник.
Горгас насупился, как бы обидевшись.
— Это совсем другое. Ты — член семьи. Мы должны держаться вместе.
— На твоем месте я бы не касался этой темы, — проговорил тот, другой Лордан. — Если я и покину Город, то уйду куда-нибудь, где смогу честно зарабатывать на жизнь и где меня не будут все время пытаться убить. — Он пожал плечами. — Может, даже снова начну фермерствовать. Эй, — добавил он, — разве я сказал что-то смешное?
Горгас, ухмыляясь, ответил:
— Извини, я не хотел быть невежливым. Твоя мысль о фермерстве… Просто курам на смех.
— Хорошо, — кивнул Лордан, — тогда займусь каким-нибудь ремеслом. Я много чего умею.
— Назови три вещи.
Прежде чем ответить, Лордан подумал.
— Могу стать колесником, — сказал он. — Или бондарем. Помнишь, я чинил все наши бочки.
— Они протекали, — напомнил Горгас. — Ты никогда не мог точно подогнать новые клепки. Помнишь тот год, когда в семена попала влага, а когда мы открыли крышки, они все оказались проросшими?
— Ладно, не бондарем. Существует много других вещей. Могу быть медником. У меня бы хорошо получилось.
Горгас прикусил губу и улыбнулся.
— Воображаю, как ты с котомкой за плечами тащишься из деревни в деревню и починяешь кастрюли. Признай, брат, ты не умеешь ничего, кроме как проливать кровь. Надо заниматься тем, к чему есть способности, как поступил я. Я хочу сказать, это вопрос подходящего инструмента для определенной работы. Я был создан, чтобы делать деньги. Ты — чтобы убивать людей. И в этом нет ничего плохого.
— Пошел ты к черту, — проговорил с отвращением другой Лордан; а Лордан, который за всем этим наблюдал, был сердечно благодарен, что подобного разговора никогда не происходило и уже никогда не произойдет, поскольку и сам Город лежит в руинах. — Ты говоришь омерзительные вещи, впрочем, я не думаю, что это правда. Судя по твоим словам, я похож на телегу живодера со стаей ворон, вечно кружащей немного поодаль. К тому же не понимаю, с какой стати ты говоришь о себе как о честном бизнесмене, — добавил он раздраженно. — Если в нашей семье и был кто-то, кто прокладывал себе путь в жизни, перерезая глотки, так это ты.
Горгас оперся локтями о парапет и некоторое время задумчиво смотрел на палатки вдалеке.
— Не стану отрицать, — сказал он. — Я совершил много такого, о чем жалею. Но это всегда служило средством для достижения цели; для меня убийство никогда не было профессией. И если уж мы намерены быть беспощадно честными, — добавил он, медленно повернувшись и посмотрев другому Лордану прямо в глаза, — то я должен заметить, что по крайней мере проложил себе путь в жизни, как ты изволил выразиться. Ты же тратишь жизнь, просто блуждая без цели, каждый день затевая новую смертельную схватку; ты, конечно, всегда побеждаешь, а другой бедняга неизменно погибает, но чего, черт подери, ты добился? По крайней мере, когда я проливал кровь, для этого имелась причина. — Он вздохнул и отвернулся. — Буду с тобой откровенен: окажись я в твоей шкуре, я бы вряд ли спал по ночам.
Бардас проснулся и увидел, что уже светло и холодное, немощное солнце плывет в прозрачных серых облаках. Мальчик крепко спал в нескольких футах от него; Бардас улыбнулся и толкнул его ногой в плечо.
— Просыпайся. Есть хорошая новость: волки до тебя так и не добрались.
Парнишка хрюкнул и перевернулся, кутаясь в одеяло. Лордан сдернул его. Парнишка снова хрюкнул и сел, протирая глаза кулаками.
— Принеси клинья, — сказал Лордан. — Шевелись, надо работать. И смотри внимательно, потому что это важно.
Мальчишка что-то пробормотал, поднимаясь с земли, но так неразборчиво, что Лордан не расслышал слов, хотя этого ему и не требовалось, чтобы понять общую мысль. Он уселся напротив комля ствола и стал рассматривать годовые кольца.
— Что я должен делать? — спросил мальчик.
— Принеси пилу, — ответил Лордан. — Прежде всего нужно срезать ветви.
Когда они закончили очищать бревно, солнце стояло уже высоко. Не было ни ветра, ни даже слабого намека на потепление.
— Сделаем из него четыре бруса, даже пять, если пройдем ровно. Многое зависит от того, насколько чисто оно расщепится. Правильно, ты садись на бревно, а я вобью первый клин.
Он поставил лезвие клина на линию, которую наметил, и постучал по нему осторожно, но твердо обухом топора, держа его одной рукой, пока не убедился, что тот достаточно вошел в дерево. Затем отступил назад, взял топор обеими руками, левой — за изгиб на конце топорища, а правой — у самого топора. Не спуская взгляда с головки клина, Лордан сосредоточился и ударил. Обух точно попал по клину, и первые признаки трещины появились вдоль воображаемой линии.
— Понял? — спросил Лордан, выпрямляясь.
— Нет, — отозвался мальчик. — Учтите, мне отсюда ничего не видно.
Лордан вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147