Затем, управляя потоком магической энергии, Эрагон быстро опустился на выступ, и логово раззаков вновь скрылось за той нематериальной «каменной» стеной. Ноги Эрагона скользили по мелкому щебню на краю выступа, и в течение нескольких показавшихся ему вечностью секунд он, затаив дыхание, тщетно пытался найти более надежную опору, боясь даже посмотреть вниз, ибо малейшего наклона головы было бы достаточно, чтобы он кувырком полетел на землю. Он даже невольно вскрикнул, когда его левая нога соскользнула с выступа, и чуть не упал, но обратиться за помощью к магии не успел: его левая нога внезапно нащупала некую спасительную трещину, и он сунул ее туда, восстановив равновесие. Неровные каменные края трещины больно впились ему в лодыжку там, где она не была прикрыта латами, но Эрагон даже внимания на это не обратил: хорошо было уже и то, что он удержался от падения.
Прижавшись спиной к скале, он поправил на плече безжизненное тело Слоана и подумал: «В общем, не так уж и плохо». Сил он, конечно, потратил немало, но все же не столько, чтобы не иметь возможности продолжать спуск. «Ничего, я смогу», – сказал он себе, жадно вдыхая свежий воздух и выжидая, когда сердце перестанет стучать, как бешеное; у него было такое ощущение, словно он не одну милю пробежал с тушей Слоана на плечах. «Ничего, – повторил он, – у меня все получится, как надо…»
Приближавшиеся в Хелгринду всадники вновь привлекли внимание Эрагона. Теперь они были значительно ближе и мчались по засушливой равнине с такой скоростью, что это его встревожило. «Ага, – догадался он, – получается, что кто быстрее, тот и выиграет. Мне необходимо поскорее убраться отсюда. Среди них наверняка есть маги, а я сейчас не в том состоянии, чтобы вступать в сражение с заклинателями Гальбаторикса». И, глянув на Слоана, он прибавил уже вслух:
– Ну что ж, может, и ты мне чем-то поможешь, а? И это, надо отметить, совсем немного, если учесть, что ради тебя я рискую жизнью, а может, и чем похуже. – Но спящий мясник только башкой поворочал, не просыпаясь.
Эрагон что-то сердито проворчат и, оттолкнувшись от скалы, воскликнул:
– Аудр! – и снова воспарил, как птица. На этот раз он воспользовался силами Слоана – хоть их и было немного, – а не только своими. И они вместе скользнули вдоль покрытой острыми выступами щеки Хелгринда к следующей площадке, выбранной им для приземления.
Эрагон старался спускаться не отвесно, а как бы зигзагом, и в итоге они оказались практически с противоположной стороны Хелгринда, так что его массивные отроги скрыли их от приближавшихся всадников.
Чем ближе они были к земле, тем медленнее происходил спуск. Эрагон испытывал поистине сокрушительную усталость, так что ему пришлось существенно уменьшить то расстояние, которое он теперь мог преодолеть за один раз, и ему становилось все труднее восстанавливать силы после каждой очередной затраты энергии. Даже поднять палец стало теперь так трудно, что это его раздражало. Голова кружилась, дурнота, душным плащом обволакивая его, туманила мысли и чувства; теперь даже самый твердый камень казался его усталому телу мягким, как подушка.
Когда же Эрагон, наконец, упал на согретую солнцем землю – он был слишком слаб, чтобы удержать себя и Слоана от падения в грязь, – то так и остался лежать ничком, нелепым образом подогнув под себя руки. У себя под носом он видел мелкие камешки с желтоватыми вкраплениями золотистого топаза и не сводил с них полузакрытых глаз. Слоан лежал у него на спине, точно свинцовая чушка. Воздух медленно вытекал из легких Эрагона, и, казалось, вдохнуть он не может ни капли. Все вокруг казалось затянутым какой-то пеленой, точно солнце закрыла темная туча. Сердце билось редкими толчками, то и дело останавливаясь, и удары его больше напоминали предсмертный трепет.
На разумные мысли Эрагон тоже больше не был способен, хотя где-то в глубине души сознавал, что вот-вот умрет. Его это не пугало; напротив, подобная перспектива даже как-то успокаивала: он так устал, что воспринимал возможную смерть всего лишь как избавление от этой ущербной оболочки – его тела – и возможность отдыхать хоть целую вечность. Откуда-то прилетел здоровенный шмель размером с его большой палец. Покружив над головой Эрагона, он обследовал его ухо, затем принялся хоботком ощупывать камни; его привлекали желтые блестки топаза. Шмелю, наверное, казалось, что это мелкие ромашки, какие цветут среди здешних холмов. Крылышки шмеля так и сверкали на солнце; каждый волосок на его полосатом тельце был отче! ливо виден. Его гудение напоминало сигнал вечерней зори. отбиваемый на барабане. С мохнатых ножек сыпалась цве точная пыльца.
Этот шмель был таким шумным, таким живым и таким красивым, что Эрагону как-то сразу стало легче и вновь захотелось жить. Мир, в котором существовало такое удивительное существо, был прекрасен, и это был его, Эрагона. мир.
Собрав всю свою волю в кулак, он высвободил левую руку, ухватил ею жесткую ветку какого-то росшего рядом кустарника и, точно пиявка, клещ или еще какой-то паразит, высосал из растения жизненную силу, отчего оно сразу помертвело и засохло. Даже столь незначительного притока энергии Эрагону хватило, чтобы действовать более разумно, однако он вдруг испытал настоящий ужас: восстановив в душе желание жить, он не обнаружил ни в себе, ни вокруг ничего, кроме тьмы.
Тогда, чуть продвинувшись вперед, он схватил ветку другого куста и втянул в себя его жизненную силу, за этим кустом последовал третий, затем четвертый и так далее, пока он не почувствовал, что запас энергии в нем почти полностью восстановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44