Вот воровство… ну и некоторые другие делишки. Церковь может сколько влезет распинаться о греховности сожительства, да только ни в жизнь я не поверю, что такое славное занятие, доставляющее столько удовольствия обоим участникам, может быть грехом! — Корриан выпустила клуб дыма из трубки, и ее лицо внезапно помрачнело. — Может, и не очень хорошо было отбирать у девочек то, что они зарабатывали, согласна. Если останусь жива после этого проклятого паломничества, так я больше делать не буду… По крайней мере постараюсь. Но в одном ты мне можешь поверить: пока жива, я никогда не откажусь порезвиться в постели. И послушай меня, девонька: если вам обоим это в радость, — она кивнула в сторону Даврона, — не может тут быть ничего худого.— Он же женат…— Ну и что? Ее же здесь нет, правда? Если ей так уж важно, чтобы он хранил ей верность, так нужно не сидеть дома, а быть тут, под бочком у мужа, когда тому захочется… Да и не скажет он ей ничего, не такой он дурак.Керис вздохнула. Может, Корриан и права… Пожалуй, лучше получить минутное удовольствие и приятные воспоминания, чем вовсе остаться ни с чем.«Но будь я проклята, если стану его соблазнять, — подумала Керис. — Вот если он попросит… ну, тогда я подумаю».Однако такое решение не улучшило ее настроения: в глубине души она понимала, что это пустая отговорка. Ей было нужно больше, чем просто получить удовольствие. Керис снова вздохнула. Какой прок от всех этих размышлений? Он ведь не попросит… Да и с какой стати? Он женат на прелестной женщине и через несколько дней увидит ее. Она — мать его детей, и он любит ее так сильно, что ради ее спасения стал слугой Разрушителя…«Чего бы только я не отдала, чтобы меня так любили…»Но что поделаешь: она тощая и веснушчатая, совсем не красавица, и мужчины редко задерживают на ней взгляд. Даже если Даврон и хотел ее — а хоть немного он все же ее хотел, — так это только потому, что она была под рукой, а больше никого не было…Дни, которые они провели в лагере, тянулись медленно. Мелдор со Скоу отправились обратно в Губку, чтобы принести мешки Корриан: старик видел их, когда выводил Даврона. Мула Дикие растерзали и сожрали, но мешки их не заинтересовали.На вторую ночь Керис обнаружила, что колышки, которыми крепилась ее палатка, уничтожены Неустойчивостью, так что палатку чуть не унес порыв ветра. Остальные стали поспешно вытаскивать и переставлять колышки, чтобы с ними не случилось то же самое, а Скоу выстругал для Керис новые из кусков Губки.— Надеюсь, эта голубая гадость не живая, — пробормотала девушка, — а то как бы она в отместку не решила как-нибудь темной ночкой поваляться по нам и раздавить. — Скоу нашел эту мысль чрезвычайно забавной; впрочем, немного было вещей, которые бы не веселили Скоу.Портрон подошел, чтобы помочь Керис вновь натянуть палатку.— Как раз вовремя, — сказал он, вколачивая последний из новых колышков. — Вот-вот пойдет дождь. Керис, можно с тобой поговорить?Девушка подавила вздох.— Хорошо, — сказала она, знаком приглашая его в палатку: начали падать первые капли дождя. — Но должна тебя предупредить: думаю, я знаю, что ты собираешься мне сказать. Если ты хочешь, чтобы я изменила решение, тогда тебе нужно придумать какие-то новые доводы.— Новые? — растерянно переспросил он. — Но что еще я могу тебе сказать? Нет ничего более важного, чем бессмертие твоей души, а ты подвергаешь его опасности, находясь здесь, в обществе этих…— Наставник, — перебила его Керис, — известно ли тебе что-то про Мелдора, чего я не знаю? Ты ведь узнал его, не так ли?Портрон взглянул на девушку в мучительном сомнении. Дождь разошелся вовсю, и стук капель по брезенту почти заглушил его ответ:— Да. Я наконец вспомнил, где его видел раньше, — это было в монастыре Посвященного Ладмы. Он провел там несколько ночей… ох, уже больше двадцати лет назад. Он тогда совершал кинезис и однажды вечером читал проповедь.— И что? — поторопила его Керис.— Тогда его звали не Мелдор, — с горечью сказал Портрон. — Он был Посвященным Эдионом Галманским из ордена Посвященных, самым благочестивым и мудрым из всех… — Слезы показались на глазах пожилого наставника. — Как мог он предать церковь, Керис? Мы преклонялись перед ним, почитали больше всех. Когда он говорил, наши сердца откликались на его слова. Он проповедовал такие прекрасные идеи — братство, понимание… Люди устилали его дорогу лепестками цветов, когда он выходил в город, — так все чтили его ученость и святость. А потом в один прекрасный день он исчез…У Керис закружилась голова. Эдион был так знаменит своим благочестием, что даже члены Санхедриона преклоняли колени, когда он входил в комнату. Этот человек вел жизнь аскета и подвижника, отказавшись от собственности, живя лишь на милостыню, — Посвященный, проповедовавший во всех Постоянствах, учивший знанию Священных Книг, объяснявший их и просвещавший верующих… Даже Керис слышала о нем. Он дарил надежду, а не требовал повиновения, и за это люди любили его, любили гораздо больше, чем его сотоварищи-церковники.— Он вовсе не предал церковь, это церковь предала его. Они его изгнали, — сказала Керис, — из-за слепоты. А может быть, потому, что в его словах было слишком много правды. Они вышвырнули его, исключили из ордена Посвященных. И это после его подвижнической жизни, после всех его подвигов! Это было несправедливо.— Такой святой человек должен быть в силах перенести подобные тяготы, — возразил Портрон. — Он мог читать проповеди в Неустойчивости. Видит Создатель, необходимость в утешении для меченых и других жителей Неустойчивости велика, — а вместо этого он пристрастился к запретному… к леу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165