— Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
Сина засмеялась:
— Ты видел весь мир?
— Я и всего Морбихана не видел, но я знаю, что прав. А ты разве не такого же мнения о Фанстоке?
Но Фансток, расположившийся на самом краю полуострова Уха — то есть на самой северной оконечности острова, — был холодным местом со скалистыми берегами и истощенной почвой. Так что Сина не скучала ни по суровым зимам, ни по той непрерывной борьбе, которую вел ее отец, чтобы накормить и одеть своих людей.
— А каково это — учиться у Фаллона? — спросил девушку Ньял несколько дней спустя.
— Трудно. Фаллон все время странствует, так что мы как бы бездомные. Он очень требовательный, но терпеливый учитель. Возможно, из-за того, что сам всегда учится. Сейчас он изучает великанские травы, так что нам придется пожить в логове Ур Логги. Великаны славные, когда привыкнешь к их робости. Но под землей все равно не по себе.
— Я слышал, великанская стряпня — это что-то Ужасное, — поморщился Ньял.
— Не только ужасная, она еще и однообразная' Как они вырастают такими здоровяками на одних фруктах и комковатых кашах — вот загадка, которую даже Фаллон не в силах разгадать. Но Ур Логга добрый. Он любит Фаллона, и он гостеприимный хозяин. Я многому учусь
— Так ты будешь колдуньей?
Сипа кивнула, ее глаза сияли.
— Я надеюсь, что сумею исцелять. Фаллон говорит, у меня талант. Моя мама была замечательной Целительницей. Я надеюсь стать такой же искусной, какой была она.
Каждое утро, до того, как лошадей начинали чистить, Ньял подавал Авелаэру горсть зерна. Вскоре лошадь перестала шарахаться. Авелаэр ждал Ньяла, навострив уши. Послеобеденное время Ньял проводил в беседах с Синой.
Но однажды утром, когда воздух, казалось, сковало летней дремотой, Сина перевязывала лодыжку Ньяла и вдруг умолкла. Как обычно, потом она проводила юношу на конюшню. Солнце уже поднялось, и двор огласился жужжанием пчел, принявшихся за работу в огороде. Хотя лодыжка больше не причиняла ему боли, повязка была тугой, и он прихрамывал, на ходу чуть придерживаясь за плечо Сины. Она шла рядом, и ее светло-желтое длинное, до щиколоток платье было перехвачено легким поясом.
Из конюшни доносился стук: Авелаэр нетерпеливо бил копытом по стенке стойла. Когда Сина и Ньял вошли, жеребец перестал баловать, потянулся к ним и тихо заржал.
— Крадущий Ветер, ты скоро станешь домашним, как старый мерин! — ласково побранил коня Ньял, гладя его бархатный нос.
Сина ничего не сказала, только смотрела, как Ньял похромал к сушильне. Он позвал Тима, разбудил конюхов, и скоро во дворе закипела деятельность. Ньял был весел и подшучивал над Тимом, когда тот прогуливал Авелаэра по загону для разминки.
— Вот будет славно, когда вы сами сможете ездить на нем, сэр, — хитро проговорил Тим. Он очень не любил ухаживать за полудикими лошадьми:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124