И в этом безмолвии духи мертвых протянули руки к живым.
Припав к каменной стене коридора, Трев разглядывал дверь, к которой привели его поиски. Открывшийся за ней коридор вел в темноту, непроницаемую для света его лампы. Кожа его дергалась, словно бы от прикосновения тысячи паутин, капли пота катились по носу, собирались на подбородке. Буквально мгновение назад он заметил, как из-за поворота сверкнула бледно-красная вспышка, исчезнувшая в тот же миг.
Там его ожидало нечто… скверное, знавшее о его существовании, а теперь прятавшееся во тьме, надеясь, что он вот-вот окажется рядом.
Зачем идти дальше? Женщина Ри более не находилась в Доме. Трев уже был готов поклясться в этом собственной жизнью. После того как с Ри случился этот припадок, Трев вызвался остаться и поискать ее; однако чем дольше и усерднее он искал, тем более убеждался в том, что здесь ее нет. Зачем он продолжал поиски? Трев этого не знал. Быть может, ему хотелось заслужить восхищение Ри или вытеснить Янфа с места его наперсника. Быть может, в первую очередь он рассчитывал на повышение, как только Ри продвинется в иерархии Семьи. Презирая подобные низменные устремления в остальных, он тем не менее вынужден был признать, что они привлекают его не меньше, чем дружба с Ри. А возможно, и больше.
Тьма впереди продолжала сгущаться, обретать вес и существование, и Трев судорожно глотнул. Он не стал бы жить в Доме Галвеев, даже если бы Сабиры сделали его здешним параглезом. Проклятый дом казался Треву живым, он как будто следил за каждым его шагом.
Ты не сможешь отвести ее к себе домой, даже если отыщешь ее, сказал он себе. Только приступишь к делу, как она Трансформируется и убьет тебя.
Тьма зашептала.
Свистящие, почти различимые слова пытались зацепиться за слух. Во Тьме топотали ноги и кто-то визжал — как будто крысы, раздавленные в пыль Тьмою, пытались возражать против подобной участи. Влажное дуновение коснулось его щеки, и он отступил назад, подальше от двери, смущенный слабым и тошнотворным трупным запахом, который принес с собой сырой воздух.
Подожди, шепнула Тьма, и Трев не понял, услышал он это слово, или оно ему примерещилось.
Ее не может быть здесь.
Закрыв дверь, он медленно отступал назад, спиною к стене, так, чтобы никто не мог застать его врасплох. Лампа его отбрасывала пляшущие тени, и он мечтал о том, чтобы явился рассвет и прогнал тени прочь. Позади него послышался шепот. Крутнувшись, он принялся вглядываться во Тьму. И ничего не увидел. Только услышал, как открылась та самая дверь, которую он закрывал за собой. Он пошел в обратную сторону с занесенным мечом и поднятым повыше фонарем, чтобы увидеть врага.
И ничего не увидел.
Однако трупный запах накатывал на него словно стена. И ничего не было впереди него. И ничего позади.
Холодные, сырые несуществующие ладони, проникнув сквозь одежду, коснулись его кожи. Давно усопший голос пробормотал:
— Ты — мой!
И на этот раз Трев не стал сомневаться, что слышал эти слова, слышал ушами, а не воображением. То, что он ощущал, было реальным. Он махнул мечом, однако описавшее дугу лезвие не встретило сопротивления, опустившись до пола, и сталь тяжело ударила по камню. Удар отозвался в ладони, в запястье; вскрикнув, он потерял равновесие и выронил лампу.
Сосуд разбился о пол, на мгновение лужица масла на камне ярко вспыхнула, и Трев отшатнулся от пламени. Но трупные руки схватили его. И удерживали, пока гасли язычки пламени, превращаясь во тьму, куда более густую, чем простое отсутствие света, и наступавшую со всей свирепостью. Труп, которого он не мог коснуться, не мог ранить — хотя ощущал его прикосновения, — прижимался к нему гнилой плотью, холод и вонь его текли сквозь тело Трева. Он подумал, что вот-вот умрет. Слишком испуганный, чтобы крикнуть, даже просто пошевелиться, он мечтал упасть в обморок и очнуться утром в собственной постели, пробужденным лучами солнца — жертвой чрезмерно обильных возлияний и слишком яркого кошмара.
— Мой.
Гнилые, полуистлевшие губы прикасались к его шее, пальцы, делавшиеся то тленными, то костлявыми, ласкали его грудь, живот, щеки, спину.
— Я ждала тебя так долго… так долго… так долго…
Ее здесь не было. Здесь не было вообще никого. Однако Трев не мог выбраться на свободу, не мог бежать, не мог сопротивляться, меч выпал из его обессилевших пальцев и зазвенел на камнях. Ноги его оторвались от земли, и она понесла его прочь — ослепленного непроницаемой Тьмой, что окружала ее, и тем, что движения ее сопровождал единственный звук, который можно было истолковать только как шелест давно исчезнувшей юбки, метущей камень. Трев потерял ощущение направления, места. Он не знал, куда она несет его — вверх или вниз — и какое направление более пугает его. Он был в плену у самой смерти и, кроме этого факта, не мог думать о чем-либо другом…
С нижних этажей доносились вопли и отзвуки воплей. Они приближались, становились громче; но он ли приближается к ним или они к нему?
Всеобъемлющее, лишающее зрения облако Тьмы, зловоние, страх, вопли незримых людей сделались стенами, полом и потолком его мира, периметром его существования, за которым не было ничего другого.
А потом все это исчезло.
Он лежал на камнях, вдыхал чистый и свежий воздух, припахивавший утренней росой и суглинком, а окружавшие звуки превратились в стоны и рыдания, за которыми, однако, угадывался шум города, оживающего в предрассветную пору. Крики людей, добродушные и сердитые, грохот повозок, поступь тягловых животных по мостовой, шаги фермеров, переправляющих свой живой товар на рынок, что был совсем рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120