Мири резко развернулась и помчалась к выходу их конюшни. На пороге она остановилась, чтобы оглянуться на него через плечо.
– О, не беспокойся, Симон, я не стану больше вешаться на тебя. И за Мартина выходить я тоже не собираюсь. От мужчин одни только неприятности. Когда все закончится, уеду домой к своему коту.
Было поздно, и взошла луна. Мири сидела на деревянной скамейке на берегу пруда, подняв юбки выше коленей, и болтала стройными ногами в воде. Распущенные по спине волосы переливались в лунном свете.
Симон наблюдал за ней из небольшой рощи. Надо было настоять, чтобы она вернулась в дом. Безрассудно находиться ночью не дома даже на его территории. Но он понимал, что заставило ее это сделать. Она была обижена его отказом и встревожена конфликтом между ним и Ле Лупом. Мири пришла к воде подышать прохладным ночным воздухом, чтобы восстановить гармонию в себе.
Ле Луп просто романтический идиот, но Симон теперь понял, почему он назвал ее Лунной девой. В Мири было что-то эфемерное, но была также страсть и сила, которые тот, другой, не хотел замечать.
– Может быть, направишь свой взгляд куда-нибудь еще, охотник на ведьм? Пока не потерял второй глаз.
От шипения шелкового голоса Симон вздрогнул. Он развернулся и увидел рядом Волка, сжимавшего рукоятку меча.
– Мой бог, не пронзить ли мне тебя прямо сейчас?
– Почему же ты этого не делаешь? – удивился Симон.
Волк свирепо посмотрел на него, но руку с меча убрал.
– Потому что боюсь, что она никогда мне не простит.
– За границами прощения Мири место пустое и холодное. Старайся избегать его. Поверь, я знаю, – устало ответил Симон. – Я смотрю не из похотливых соображений. Ей небезопасно сидеть там ночью в одиночестве.
– Присматривать за Мири моя работа, а не твоя. Я ее самый преданный и пылкий поклонник в течение многих лет.
– Вместо того чтобы присматривать за ней, может быть, посмотрел бы на нее более внимательно, – сказал Симон. – Она вовсе не богиня, не Дева Луны, чтобы на нее молиться. Она всего лишь женщина, хотя и совершенно замечательная, с женскими потребностями…
– Не нуждаюсь в рассказах про мою госпожу от таких, как ты, – огрызнулся Волк.
– Нет? Ты действительно думаешь, что она будет счастлива, запертая в каком-нибудь дворце, вдали от просторных полей и лесов?
– Она будет гораздо счастливее со мной, чем с тобой на этой ужасной ферме. По крайней мере, у нее будет семья. Однажды ты испортил ей жизнь на острове Фэр. Хочешь разлучить ее с сестрами навечно? Возможно, я не стою моей Лунной девы, но не стоишь ее и ты, это совершенно точно.
– А ты не думаешь, что я это уже знаю? – равнодушно спросил Симон. Развернувшись на каблуках, он ушел, сказав: – Охраняй ее. И проследи, чтобы она вернулась в дом.
Глядя, как соперник исчез в темноте, Мартин нахмурился. Он едва ли ожидал такой спокойной реакции от безжалостного Аристида. На мгновение показалось, что этот негодяй действительно беспокоился за Мири. Но Аристид всегда был хорошим притворщиком, не раз предавал доверие Мири. Хотя в этом охотник на ведьм был не единственным, с тревогой подумал Мартин. Грех тяжелым камнем лежал у него на душе, как бы сильно он ни старался забыть, спрятать его в самый темный, самый глубокий уголок памяти.
В ту ночь много лет тому назад, когда его любви к Мири было всего несколько дней, он позволил ведьме увлечь себя в постель…
ГЛАВА 16
Мегера лежала посреди огромной кровати, свернувшись калачиком, обхватив себя руками так, словно хотела защититься от удара. Устав от работы над «Книгой теней», она крепко спала, не ведая о матери, молча склонившейся над ней. Кассандра пошарила руками, пока не нащупала одеяло, и с необычайной нежностью прикрыла им хрупкие плечики дочери. Мегера беспокойно пошевелилась на подушке, когда Кассандра провела холодными пальцами по щеке ребенка.
Даже во сне дочь пыталась отстраниться от матери. В последнее время она делала это все чаще. Кассандра прикоснулась к медальону и задумалась. Теперь она не была так сильно уверена. Казалось, что дочь с каждым днем становилась все скрытнее, самостоятельнее, и это сильно печалило Касс. Для нее самыми лучшими были дни, когда Мегера была в ее утробе, когда их сердца бились в унисон, когда у них было общее дыхание и кровь. Тогда само существование ребенка полностью зависело от Касс. Она чувствовала себя очень близкой дочери, когда Мегера была совсем крошкой, сгустком всех надежд, притязаний и мечтаний, полным обещаний. Тогда не было ни разочарований, ни огорчений, ни предчувствия неудач. Не было мрачного отчуждения Мегеры, откровенного предпочтения других людей, няньки Вотерс, а теперь этой девчонки Моро. Девочка не доверялась незнакомцам, оставаясь только во власти материнской любви. Касс опасалась, что теперь единственной связью с ребенком был медальон, висевший на груди Мегеры.
Сердце самой Кассандры сжалось от отвращения, что она позволяла себе очень редко. Если она выносила и вытерпела роды, посвятила всю свою жизнь ребенку, продумывая и просчитывая каждый миг, приближавший к величию, этот ребенок просто обязан любить ее… даже если никто другой ее не любит.
Касс с трудом сглотнула, убеждая себя, что это не имеет значения.
– Можешь любить меня или ненавидеть, моя Серебряная роза, но ты моя. И всегда будешь моей, – прошептала она, проведя пальцами по лицу Мегеры.
Мегера захныкала во сне, перевернувшись на другой бок, и отвернулась от матери. Касс стиснула зубы и убрала руку, но поздравила себя, что в последней битве характеров она вышла победительницей: заставила дочь перевести рецепт миазмы, записать его на листке пергамента, который теперь был сложен и спрятан в корсете Касс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120