И уж от этого сивого верзилы она не отстанет, — сказал Джон, приятельски хлопнув Халида по крупу. — Вам понравится.
После того как Джон помог ему сесть в седло и подогнать стремена, Перегрин подождал Адама и следом за ним поехал со двора. Кобылка с готовностью слушалась всех его команд, явно готовая перейти на галоп, если это ей прикажут, но не раньше — образцовая леди, как и обещал Джон.
Первые десять минут они ехали шагом, давая лошадям разогреться, а Перегрину — заново освоиться в седле после долгого перерыва. Потом проскакали рысью вдоль длинной дренажной канавы, разделявшей два поля, свернули на пастбище и перешли на легкий галоп. Щадя отвыкшего от седла Перегрина, Адам выбрал самую спокойную дорогу. Добравшись до поросшего лесом Темпльморского холма, они снова перешли на шаг.
В намерения Адама входило показать Перегрину руины замка на случай, если тот сумеет разглядеть в них какие-то резонансы прошлого. Почву для этого он подготовил вчерашней лекцией, кроме того, ему показалось, что смотреть на постройку художнику, который пытается поставить на службу свой особый талант, будет не так опасно, как на человека. Впереди, сквозь кружево спутанных ветром ветвей, уже замаячила иззубренная стена Темпльмора, серо-золотистая в утреннем тумане — классический Z-образный в плане замок с двумя полуразрушенными лестничными башнями в противоположных углах.
Адам привстал в стременах, пытаясь представить себе, что увидит человек, едущий с ним рядом, когда его попросят заглянуть за физическую оболочку древних руин. Во всяком случае, он отвел себе роль гида и наставника Перегрина, овладевавшего своим даром, и не ждал для себя ничего особенного.
Поэтому он был совершенно потрясен, когда сквозь настоящее на мгновение проступили очертания прошлого. Словно по волшебству сквозь голые ветви над головой пробилось солнце, окрасило теплыми тонами стены и засияло золотой короной над башнями. Алхимия света смешала время и логику, и перед полуобвалившейся аркой ворот Темпльмора вдруг возник бородатый мужчина в белом плаще с алым восьмиконечным крестом рыцаря-храмовника. Руки в кожаных перчатках покоились на рукояти тяжелого двуручного меча, воткнутого в землю перед ним.
И тут же видение исчезло. Пытаясь вернуть его, Адам несколько раз моргнул, но на его месте всплывали воспоминания других видений, еще более древних времен: человек, сидящий в старинной библиотеке за заваленным свитками столом,.. стоящий на носу погребальной ладьи из папируса, медленно плывущей вдоль правого берега Нила…
Халид с хрустом наступил на ветку, и вокруг снова стал сегодня, а сам он вновь стал сэром Адамом Синклером из Темпльмора, и он снова ехал верхом к руинам древнего замка сквозь гуманное шотландское утро.
Надеясь, что испытанное им потрясение не слишком заметно, Адам покосился на едущего рядом молодого человека, но Перегрин, похоже, не сводил взгляда с залитых солнцем развалин. С облегчением вздохнув — меньше всего ему хотелось бы напугать Перегрина, — Адам задумался, что могло означать его видение.
Вряд ли это было предупреждением о близкой опасности, хотя образ вооруженного рыцаря мог символизировать бдительность, а возможно, и необходимость вершить правосудие. В более широком плане подобное неспровоцированное и неконтролируемое вторжение его прошлого в настоящее обычно означало близкие перемены — небольшое изменение баланса сил, правивших обращением Вселенной, что порой требовало его вмешательства. Предупреждение, которое он получил на Внутренних Равнинах, говорило о том же.
Однако источник угрозы пока оставался неясным. Адам еще не понял природы надвигающегося изменения баланса, он мог только наблюдать за происходящим и ждать. Сейчас его основной заботой был Перегрин. Он начал подозревать, что их встреча и доверие молодого человека были далеко не случайны.
Он снова покосился на Перегрина. На мгновение Адам усомнился, правильно ли он поступает, вовлекая его в свои игры. До сих пор ясновидение молодого художника касалось его только как профессионала. Художник пришел к Адаму как пациент к психиатру, желая только “исцеления”, однако Адам, быстро разглядев корни “проблем” Перегрина, фактически под свою ответственность решил обратить проблему в преимущество — не удалять способности Перегрина к особому видению, но настроить их.
Это было вовсе не то, о чем просил Перегрин. Было еще не поздно пойти на попятный и просто “вылечить” его, как тот и хотел. Правда, до точки, за которой возврат был уже невозможен, оставалось не так уж и много, — если Перегрин и впрямь учился так быстро, как подозревал Адам. Сегодня Адам еще мог сдержать Перегрина и его своенравный талант, если вернется к роли обычного психиатра, признает, что его ясновидение — разновидность умственного расстройства, научит избавляться от этого свойства, как художник хотел с самого начала. А вопросы о профессионализме Адама, неизбежные в случае, если Перегрин расскажет о его методах кому-нибудь другому, можно будет отмести как видения — в конце концов, не сам ли Перегрин поначалу расценивал их так?
Конечно, вряд ли в случае с Перегрином возвращение в рамки обычной психиатрии можно было рассматривать в качестве выхода — хотя Адам всегда заставлял себя просчитывать все возможные последствия, прежде чем крепче связывать решение проблемы с силами Внутренних Равнин. Возможно, ему не стоило спешить, но возможная награда стоила риска: возрождение еще одного Адепта, готового занять свое место в рядах Служащих Свету — и, не исключено, ценного союзника самого Адама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100