Все, что он мог сделать для умирающего — защитить его могилу, окропить ее своей кровью. «Лания», — стонал генерал. Юный разведчик закрыл глаза. Лании больше не было. Лания никогда не была в монастыре. Ланию два часа насиловали полдюжины солдат в нескольких сотнях шагов от ее мужа, а он ничего не знал. Ее насиловали, а потом стали истязать. Она никогда не была в монастыре. Ее насиловали, истязали, потом снова насиловали. Ей отрубили руки. Под утро, после целой ночи невообразимых пыток она умерла. Вы это хотите услышать, генерал? Вы настолько хотите знать правду?
И азенатский солдат промолчал.
Один из сентаев посмотрел в его сторону и двинулся на него с мечом.
В его глазах горело предвкушение крови.
Бой длился недолго. Юный разведчик нанес врагу два удара. Потом он в ослеплении и ужасе оступился, и противник резким ударом отсек ему руку. Он упал на колени, а сентай ушел, зная, что тот скоро умрет. Превозмогая боль, воин нашел в себе силы доползти до убежища своего генерала и опереться спиной о камень.
Потом он начал задыхаться.
«Лания», — произнес голос позади него.
Это было последнее слово, которое он услышал в своей жизни.
Он медленно сполз на землю, и его тело рухнуло в пыль.
В нарастающей тьме Тириус Бархан почувствовал, что теряет сознание. Последним, что он видел, был богомол, который сел на камень прямо перед ним и долго тер друг о друга передние лапки, прежде чем повернуть голову в его сторону.
И все остановилось.

Книга вторая
Акт III
Ибо сказано:
Угнетенные народы породят человека,
Порабощенного, осмеянного и принесенного в жертву
По моему образу и подобию,
И его клинок станет моим возмездием.
«Смертоносное евангелие», песнь третья
Вечер закутал землю в свой саван, и лес заблестел тысячью огней. Под деревьями собралось несколько сотен человек. Их факелы озаряли лес своим светом. Лица собравшихся были сосредоточенны, никто не произносил ни слова. В центре поляны стояли пять вождей варварских племен и ждали. Там были ишвен Наэвен, юный воин, подающий большие надежды, искусный фехтовальщик и бесподобный наездник; акшан Ирхам с заплетенной в косички бородой, которому удалось объединить под своими знаменами все племена Эзарета; Амон Темный, недоверчивый вождь гуонских племен; семет Шай-Най, человек с ледяной улыбкой, никогда не расстававшийся со своей шпагой, и найан Окоон, почти слепой кочевник, да к тому же, как поговаривали, одержимый духами.
На зов отозвались все. И каждый привел с собой своих лучших людей, элиту своей армии, ибо знал, что время не ждет. И каждый знал того, кто созвал их сюда. Это был не простой человек. Это была легенда. Его называли «Лайшам» — «лев».
— Ну что ж, — прогремел Амон Темный, поднимая глаза к небу. — Мы пришли. Где тот, кто должен привести нас к победе?
Он говорил больше с самим собой, чем с воинами, сидевшими в темноте вокруг него. В девственно-черном небе сверкали тысячи звезд. Пробормотав несколько ругательств, вождь гуонов провел кончиком пальца по обоим лезвиям своего топора. Рукоятью он был воткнут в землю у его ног. Это оружие сразило больше сентаев, чем было воинов на этой поляне. Но и это их не остановило.
Акшан Ирхам медленно покачал головой. Больше двадцати дней шел он со своим войском сюда от дымящихся руин Эзарета. Большинство его солдат потеряли в нем свое имущество и всех своих родных. У них ничего не осталось, кроме надежды. И Ирхаму не терпелось узнать, как же в действительности выглядит эта надежда. Из всех вождей, собравшихся на поляне, он один никогда не видел Лайшама своими глазами. Его предшественник Джадир Хасем погиб в бою несколько недель назад. Перед смертью он заставил его поклясться, что он разыщет легендарного воина. Вот почему Ирхам пришел сюда.
Найан Окоон потянул носом воздух. Он почувствовал какой-то запах. Одного глаза у него не было, второй видел все хуже и хуже, поэтому он различал лишь размытые контуры предметов, лишь приблизительные цвета. Но отличные слух и обоняние компенсировали слабость его зрения. Он мог ощутить присутствие Лайшама задолго до его появления. Приложив руку к уху, кочевник услышал где-то в чаще шорох и догадался, что это люди расступаются, чтобы дать кому-то дорогу. Семет Шай-Най рядом с ним оскалился в своей знаменитой улыбке. Наэвен запустил руку в роскошную шевелюру. По причине, которую он и сам бы не смог объяснить, каждый раз, когда он видел Лайшама, на глаза у него наворачивались слезы.
В лесу стояла полная тишина. Где-то вдалеке ухнула сова. На центр поляны вошли два человека. Один из них был акшаном. Он был одет в простую просторную тунику, перехваченную поясом с серебряной пряжкой, с которого свисала сабля, и держал в руках загадочный предмет, завернутый в черную ткань. Он вспоминал о том, как двадцать пять лет назад пришел к воротам Эзарета. Он думал о своем брате, который, как и многие, пал в бою. Он думал и о том, какая странная штука судьба: как знать, что готовит нам будущее, и мог ли подумать он, простой кочевой торговец, что когда-нибудь жизнь сложится так, что он станет настоящим воином и сегодня вечером окажется тут — он, единственный, кто по-настоящему знал Лайшама.
Его господин шел позади него. Забрало его шлема из черненого железа было опущено. Он никогда не поднимал его. Одна из его рук была обвязана окровавленной тканью. По земле за ним волочился черный, как ночь, плащ. От него веяло чем-то устрашающим, чем-то таким, что мгновенно внушало уважение тем, кто его видел. Поговаривали, что ни одно живое существо не может победить его в поединке. Амон Темный говорил, что способен на это, но и он сам, и Лайшам прекрасно знали, что это ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91