Он погиб, когда вышел из церкви, чтобы войти в этот лес, куда не ходят люди.Он взял ее пальцы в свою руку, поднес их к губам и поцеловал. Почувствовал, что она дрожит. Услышал, как она сказала, почти неслышно, почти музыкой: “Ты мне причинишь боль?”Алун открыл глаза. Она была серебристым светом в лесу, который и вообразить себе невозможно. Он увидел вокруг них деревья и летнюю траву.— Ни за какой свет во всех мирах, — ответил он и заключил ее в объятия. * * * Теперь в большом зале осталось очень мало света: янтарные озерца выплескивались из двух каминов, освещали нескольких мужчин, продолжающих бросать кости в дальнем конце комнаты, и еще пара ламп горела во главе стола, где бодрствовали за беседой двое мужчин, а третий тихо слушал. Там же спал четвертый, тихо похрапывая, его голова лежала на столе среди последних неубранных тарелок.Король англсинов Элдред посмотрел на спящего священника из Фериереса, потом повернулся в другую сторону с легкой улыбкой.— Мы его утомили, — сказал он.Священник, сидящий с другой стороны, поставил свою чашу.— Наверное. Уже поздно.— Неужели? Иногда кажется неправильным спать. Упущенная возможность. — Король отпил вина. — Он цитировал тебе Сингала. Ты был к нему добр.— Нет нужды его смущать.Элдред фыркнул.— Когда он цитирует тебе тебя самого?Сейнион Льюэртский пожал плечами.— Я был польщен.— Он не знал, что ты это написал. Он смотрел на себя свысока.— Это не имело бы значения, если бы он был прав, настаивая на своем.При этих словах у третьего компаньона вырвался тихий звук. Оба повернулись к нему, и оба улыбнулись.— Ты еще от нас не устал, дорогой? — спросил Элдред.Его младший сын покачал головой.— Устал, но не от этого. — Гарет прочистил горло. — Отец прав. Он… даже не сумел правильно процитировать.— Это правда, господин мой принц. — Сейнион продолжал улыбаться, обхватив руками кубок. — Я польщен, что ты это понял. Справедливости ради надо отметить, что он цитировал по памяти.— Но он извратил смысл. Он использовал как аргумент твою собственную мысль, вывернутую наизнанку. Ты писал патриарху, что нет вреда в изображениях, если только они созданы не для того, чтобы им поклонялись, а он…— Он утверждал, будто я говорил, что изображениям обязательно будут поклоняться.— Значит, он был не прав.— Полагаю, да, если ты согласен с тем, что я написал. — На лице Сейниона появилось уныние. — Могло быть хуже. Он мог приписать мне высказывание, что священники должны хранить целомудрие и не жениться.Король громко расхохотался. Юный Гарет продолжал хмуриться.— Почему он не знал, что это ты написал?Тот, о ком они говорили, по-прежнему лежал там, где свалился, и спал, как и большинство мужчин в полутемном зале. Сейнион перевел взгляд с сына на отца. И опять пожал плечами.— Фериерес имеет обыкновение смотреть на Син-гаэл свысока. Как и большинство стран. Даже ближайших к нам, если говорить честно. Вы называете нас конокрадами и едоками овса, не так ли? — Его тон был мягким, совсем не обиженным. — Он бы встревожился, узнав, что ученый, которого цитирует и поддерживает патриарх, живет в таком… сомнительном месте.В конце концов, они назвали меня родианским именем, когда включили мои фразы в Соглашение. Ему легко было сделать ошибку, не зная этого.— Ты не подписывался именем Сингал? — удивился Гарет.— Я подписываю все, что пишу, так: Сейнион Льюэртский, священник из Сингаэля, — торжественно заявил его собеседник.Некоторое время все молчали.— Могу себе представить, что он не ожидал от тебя умения писать по-тракезийски, — пробормотал Элдред. — А от тебя, Гарет, умения прочитать это, между прочим.— Принц читает по-тракезийски? Чудесно, — заметил Сейнион.— Я всего лишь учусь, — запротестовал Гарет.— В этом нет никакого “всего лишь”, — возразил священник. — Может быть, почитаем немного вместе, пока я здесь?— Почту за честь, — ответил Гарет. Его губы дрогнули в улыбке. — Это позволит задержать тебя у нас подольше.Сейнион рассмеялся, и король за ним. Священник сделал вид, что замахнулся на принца.— Мои дети — большое испытание, — сказал Элдред, качая головой. — Все четверо, но Гарет напомнил мне: у меня есть несколько новых текстов, я их хотел тебе показать.— В самом деле? — повернулся к нему Сейнион. Элдред позволил себе довольно улыбнуться.— В самом деле. Утром, после молитвы, пойдем и посмотрим то, что сейчас переписывают.— И что это? — Сейнион не сумел скрыть нетерпения.— Ничего особенного, — ответил король с притворным равнодушием. — Всего лишь медицинский трактат. Некоего Рустема из Эспераньи, о глазах.— В котором он излагает взгляды Галинуса и описывает собственные средства лечения? О, великолепно! Мой господин, как, во имя бога, ты достал?..— Корабль из Аль-Рассана останавливался в Дренгесте в начале лета на обратном пути от эрлингов, с Рабади. Они знают, что я покупаю рукописи. Кажется, эрлинги ими не интересуются.— Рустем? Значит, ей триста лет. Сокровище! — воскликнул Сейнион, понизив голос среди спящих. — На тракезийском?Элдред снова улыбнулся.— На двух языках, друг. На тракезийском… и на его родном языке бассанидов.— Святой Джад! Но кто умеет читать язык бассанидов? Этот язык мертв после гибели ашаритов.— Пока никто, но, имея теперь оба текста, мы скоро научимся читать. Кое-кто над этим работает. Тракезийский текст служит ключом ко второму.— Джад милостив. Это удивительно и замечательно, — сказал Сейнион. И сделал знак солнечного диска.— Я знаю. Ты увидишь рукопись утром.— Это доставит мне большую радость. Снова наступило молчание.— Собственно говоря, это позволяет мне приоткрыть дверь, — сказал король, по-прежнему легкомысленным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159