А вдруг на борту какое добро осталось? Хозяева незнаемо где, а Радиму только протянуть руку.
Скоморох почесал затылок. Последний раз, когда он покусился на брошенное добро, дело закончилось полоном у Остромира. Стоит ли рисковать? Безопасней идти своей дорогой.
Скоморох прекрасно сознавал, что делает глупость, но тем не менее ступил на самый край берега и заглянул через борт. От смерти его спасла великолепная реакция. Копье, пущенное рукой притаившегося на дне человека, просвистело у виска.
Метатель выскочил из-под белого плаща, выхватил меч и с криком бросился на скомороха. Его примеру последовали еще четверо воинов, прятавшихся под дерюгами. Радим хотел бежать в лес, но дорогу заступил косматый ратник, размахивающий черненым топором. Скоморох понял всю бесплодность сопротивления и рухнул на колени с мольбами о пощаде:
— Помилуйте, люди добрые! Не со злым умыслом я к вам заглянул! Помилуйте!
Косматый занес топор над шеей Радима и обратился к предводителю:
— Сечь?
— Секи… — коротко откликнулся тот с ярко выраженным норманнским говором.
Радим резко повернулся и упал в ноги норманну. Он хорошо знал эту породу людей, грозных викингов, убийц без совести, способных на гораздо большую жестокость, чем казнь непутевого скомороха. Сальные волосы, сплетенные в косицы, маленькие злые глазки под густыми бровями, грязное тело, распирающее мышцами старую кольчугу, — вот типичный облик искателя приключений из далекой Норги. Спастись от их ярости можно было только двумя способами: победить в бою или смутить речами. Выиграть схватку не удалось, оставалась надежда на язык.
— Не надо, господин Грим! Ведь тебя зовут Грим? Ты служил Эйливу в Ладоге? Мы знакомы! — залепетал Радим, целуя сапоги воина.
— Нейт, проходимец… Меня совут Хельги Тюленьи Яйца. Хоть я и бывайт в Ладога, но тебя не помнит. Секи, Чтибор… — Норманн пнул скомороха, чтобы тот откатился в сторону.
— Тюленьи Яйца, помилуй! — скоморох видел блеск стали и уже прощался с жизнью.
— Чтибор, стой! — раздался громкий женский голос. — Я беру этого человека под свою защиту.
Чтибор подчинился и опустил оружие. Норманн насупился, ему явно не нравилось вмешательство женщины.
— Дорогая, зачем ты опять мешаешь мужчинам? — послышался тонкий, хотя, несомненно, мужской голос. — Мы наняли Хельги, чтобы он защищал нас в пути. Не надо вмешиваться!
Мужчина говорил по-хазарски. Этот язык скоморох пытался учить, зимуя у богатого полоцкого менялы Моисея. Хозяину очень нравилось, когда шутят на его родном наречии. И хотя остроумно высказывался Радим редко, но уже сами попытки говорить по-хазарски приводили Моисея в веселое настроение.
— Это не защита, мой милый Яков, это убийство. Видишь, он совсем не сопротивляется.
— Госпожа, — вступил в разговор норманн. — Он, возможен, лазутчик.
Радим сообразил, что жизнь висит на волоске и сейчас все зависит от того, кто кого переубедит. Предстояло блеснуть знанием хазарского.
— Добрая госпожа! Благодарствую! Я не лазутчик, клянусь Сварогом, я — скоморох. Я могу доказать. Хотите, колесом пройдусь или через голову прыгну?
— Скоморох? Ты знаешь наш язык? — улыбнулась женщина. — Это интересно. Я люблю затейников. Пустите его.
— Ай, не надо, Сара, быть беде, — сказал обладатель тонкого голоса — невысокий седой мужчина в длинном черном кафтане и маленькой бархатной шапочке. Судя по многочисленным перстням, унизывавшим его пальцы, и по аккуратным заплатам на платье, он был богат, но скуп.
Хельги сделал своим воинам знак, и они спрятали оружие. Сара подошла к Радиму и помогла подняться на ноги.
— Как твое имя, скоморох?
— Радим, госпожа.
— И куда ты идешь?
— Пока на Волочек, а там погляжу.

Сара была немолода, но не старше Якова. Черные с проседью волосы женщины аккуратно лежали под веревочной сеткой. Ее глаза были прищурены, и потому казалось, что она постоянно смотрит оценивающим взглядом. Небольшие черные усики пробивались около уголков рта, добавляя облику неожиданные мужественность и суровость. Ее платье было такого же густого черного цвета, как у мужа, но, в отличие от него, Сара не носила золота.
— Чудно. Мы тоже на Волочек идем. Хочешь отправиться с нами?
— О, нет, дорогая! — воскликнул Яков.
— Не надо так делайт, — одновременно с хозяином возразил Хельги.
Предложение Сары мужчинам не понравилось, но скоморох уже понял, кто здесь главный, и коротко ответил:
— Хочу. Последовала бурная сцена.
Яков срывающимся голосом начал уговаривать жену:
— Ай, Сара! Это поистине глупо — так верить случайным людям. Он сказал, что скоморох, а вдруг он такой же скоморох, как те, в личинах? Ты уже забыла, что мы потеряли вчера трех человек, когда эти оборванцы напали на нас? Сара, мы даже не знаем, может, он был среди них, сбросил личину и погнался за нами!
— Радим, ты — христианин? — спросила женщина. Скоморох замялся. Господа были иноземцами и, похоже, иудеями. По крайней мере, выглядели они так же, как полоцкий меняла Моисей, который регулярно посещал синагогу и уговаривал Радима сделать обрезание.
— Когда как, госпожа. В Бога я верую. Сара усмехнулась:
— Хороший ответ, скоморох. Ты точно не из татей. Те были христианами. — Женщина повернулась к мужчинам: — Вы же помните, что они кричали.
— Лазутчик может притворяйт, — заметил Хельги.
— Но он не станет надевать языческие обереги. Посмотри на него. Разве он похож на вчерашних врагов?
— Дорогая, язычники не менее опасны, чем христиане. Вспомни бедного Езуса, что пару годов назад отправился в эту страну искать древности. Ты точно не могла забыть этого тощего рабби, одержимого страстью к хазарским печатям, пыльным пергаментам и глиняным черепкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94