— Да, — кивнул мудрец. — Со своими помощниками Безымянный создал тело подобия в своем доме. Но когда он начал заклинание, чтобы оживить творение, что-то пошло не правильно. Парастихийный лед взорвался. Подобие было уничтожено, один из помощников погиб. Другая потеряла голос, попытки лечения окончились неудачей.— Позже она покончила с собой, — зло перебила его Морала.— Да, — согласился Эльминстер, — но это было позже описываемых событий, — быстро добавил он. — Когда Безымянный искал помощь для своей пострадавшей сподвижницы, то рассказал об обстоятельствах катастрофы. Другие арферы были поражены тем, какому риску он подверг своих помощников ради выполнения своего навязчивого желания. Они судили его и признали виновным в смерти одного человека и увечьи другого. Они определили ему наказание. Его музыка и имя были запрещены в Королевствах.. Чтобы не допустить возможности повторения безрассудного эксперимента, они стерли его имя из его собственной памяти и приговорили к изгнанию из Королевств. Они сослали его в район, граничащий с положительным уровнем жизни, где, согласно природе этого места, он должен был оставаться бессмертным и в добром здравиц. Он должен был оставаться в полном одиночестве, — Эльминстер снова остановился.Пока Морала, Орксбэйн и Кайр размышляли над преступлением своего товарища арфера и последующим наказанием, мелодия Безымянного поменяла тональность и стала грустной, минорной. Создавалось впечатление, что певец слышит рассказ Эльминстера. Морала с подозрительностью глянула на мудреца, но тот как будто вовсе не слышал музыки.На самом деле его внимание было приковано к промелькнувшей за судьями тени. Но мудрец ни словом, ни жестом не показал на объект своего внимания.Маленькая фигурка около стены судейской была хафлингом по имени Оливия Раскеттл, Эльминстер не видел вреда от ее появления. Она уже знает историю Безымянного. Хотя мудрец отметил для себя, что необходимо указать лорду Морнгриму на оплошность стражников. В комнате суда было невозможно заметить спрятавшегося в тени хафлинга, но Оливия не могла пройти в яркий солнечный день незамеченной через ворота башни.Не подозревая, что за ней наблюдают глаза мудреца, хафлинг прокралась по комнате и двинулась по коридору в сторону камеры узника.«Если ты, маленькая воровка, собираешься навестить своего друга Безымянного, тебя ждет маленький сюрприз», — подумал Эльминстер, пытаясь не улыбнуться. Он снова обратился к судьям:— Со дня изгнания Безымянного Барда прошло двести лет…— Извините, Эльминстер, — прервала его Кайр, — но вы и дальше будете называть этого человека Безымянным? Уверена, нам можно доверить его имя. Это упростило бы обсуждение?— Нет! — запротестовала Морала. — Мы сделали его Безымянным, и он таким и останется.Эльминстер вздохнул, увидев ярость старой жрицы.— Суд должен решить не только освободить или нет Безымянного, но и вернуть ли его имя в Королевства. Морала и я дали клятву не разглашать его имени до решения арферов. Поэтому мы должны называть его Безымянным, по крайней мере до окончания этого суда.— Понятно, — сказала Кайр, слегка наклонив голову. — Извините, что я вас прервала.Эльминстер кивнул и перешел ко второй части своего повествования:— Безымянный провел в изгнании уже двести лет, когда силы зла нашли его и освободили из места ссылки.Доносившаяся из камеры певца музыка внезапно смолкла. Морала удовлетворенно улыбнулась, мудрец задумчиво почесал бороду, пытаясь представить, что же еще придумал Безымянный.
* * * * *
В своей камере певец опустил флейту и взглянул на дверь. Кто-то возился с замком. Эльминстер дал охране инструкции с почтением относиться к заключенному, в частности стучать перед тем, как открыть дверь. Безымянный нахмурился и приготовился едкой тирадой встретить глупого стражника, осмелившегося прервать его на середине композиции.Дверь тихо открылась, на пороге стояла, сверкая карими глазами, женщина-хафлинг. Конспиративно подмигнув, она засунула в свои рыжие волосы медную проволочку.— Милая песенка, — улыбнулась она. — А слова в ней есть?— Естественно, — ответил Безымянный, перестав хмуриться. — Следует ли мне записать их для вас, госпожа Раскеттл?— О, это было бы здорово, — согласилась маленькая женщина, входя в камеру и тихо прикрывая за собой дверь. Ее босые покрытые мехом ножки мягко прошлепали по калимшанскому ковру. Сняв котомку и мокрый плащ, она проверила не намокли ли ее туника и штаны и уселась на покрытую ковриком скамеечку для ног.Бард положил флейту на стол.— Заходите, госпожа Раскеттл, присаживайтесь, будьте как дома, — предложил он, хотя знал, что бесполезно тратить силы, пытаясь с помощью сарказма поставить на место любого хафлинга вообще и Оливию Раскеттл в частности.— Спасибо, Безымянный, — поблагодарила Оливия. — Замечательные апартаменты, — отметила она, разглядывая полированную мебель, бархатную драпировку, обитый медью сундук, шелковое постельное белье, золотой канделябр, хрустальный графин для вина и прочие предметы роскоши, предоставленные Барду его тюремщиками. — Ты тоже неплохо выглядишь, — с улыбкой прибавила она, заметив его шелковую рубашку, тунику на меху, шерстяные штаны и кожаные сапоги.Безымянный улыбнулся в ответ и сел на кровать, положив ногу на ногу. Он не мог долго сердиться на Оливию. В конце концов это ей он обязан своим спасением из подземной тюрьмы колдуньи Кассаны, и она помогла освободить его певицу Элию.Но дело было не только в благодарности, ему нравилась дерзость Оливии. Хафлинг напоминала ему себя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104