ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
На Сиквэ они стояли совсем недавно. Самым поздним их следам здесь было около трех часов; любой мало-мальски опытный охотник сумел бы это определить. У Гэвина сводило челюсти от мысли, как они были близко. Помедли они на Приливном Острове еще с час, и он бы еще смог увидеть верхушки их парусов.
Если они ушли с Сиквэ так поздно, то на ночь останавливаться не будут — негде. Но и без того Гэвин не собирался сегодня спать. И в беспамятство, как под скалою Балли-Кри (позорище!), проваливаться тоже не собирался. Да он уже и не смог бы этого сделать. Нетерпение жевало его своими тупыми челюстями, глотало и отрыгивало опять, как корова жвачку. Все эти дни — пока пугал каменным своим видом собственную команду, пялясь на Метки, замершие в своих гнездах в сундучке, — а часто даже и тогда, когда Меток не было у него перед глазами, — он был не Гэвином, сыном Гэвира, а четырнадцатью этими кораблями, и был на один дневной переход южней, и его четырнадцать штевней рубили волну. Ярость приковала его к этим кораблям, как невольника; а он и не пытался порвать свою цепь.
Он был каждым из четырнадцати кораблей, идущих на юг. Их скрипом, рысканиями, влажным пятном течи «Жителя фьордов», изношенными кожаными манжетами в весельных портах однодеревки Кормайсов, которые захлестывала вода. Человеком на этих кораблях он не был — о нет. Это наваждение касалось только штевней, и килей, и палубных настилов, и бортов.
Быть этими кораблями получалось много легче, чем Гэвином, сыном Гэвира. Чтобы быть Гэвином, требовалось ходить, дышать, помнить, — а не просто, покорствуя рулю и парусу, бить штевнем по волне. Нужно было чувствовать боль от своей злости и обиды, — потому что ведь и злость тоже, а не только обида обжигает того, кто носит ее в себе. И главное, нужно было думать о будущем, — о том, что ему, Гэвину, делать в этом будущем. Вот что оказывалось мучительнее всего. И не потому, что он ничего не мог придумать, — а потому, что мог придумать слишком много. Стоило только приотворить дверь воспоминанию о том, что все-таки он Гэвин, сын Гэвира, а не плавучие деревяшки, — мысли врывались дерущейся и орущей гурьбой, и все они были невероятно ярки, натуральны, полны смакуемых подробностей, и каждая дергала в свою сторону, и каждая напрочь исключала множество других. И в результате ни одну он так и не смог додумать до конца.
Ох, каких только мыслей не было среди этих, недодуманных. В тот день на Кажвеле броня правил и разума все же расплавилась на нем и стекла на землю, Гэвин шагнул прочь из этой никчемной лужицы и не заметил этого.
Больше он не сдерживался и не загонял себя в «имо рэйк киннит», как в тюрьму, — и если бы какая-нибудь случайность, наконец-то толкнув его, позволила бы ему почувствовать хоть какой-то из своих порывов оформленным до конца, остановить этот порыв было бы уже нечему. Страшно быть рядом с таким человеком. Но самому быть таким человеком — еще страшней.
И потому Гэвин — наверное, не своей волей, а волею того неразумного и мудрого, что незаметно для человека всегда живет в нем, — то и дело ускользал к тому, чтобы быть четырнадцатью кораблями, идущими на юг.
Он был ими всю эту ночь, и ночь была очень длинна.
Вскоре после рассвета «Крепконосая» вскрикнула, и Метка ее вскрикнула тоже. Гэвин, прищурив глаза на этот скрип, вынул ее из ларца, чтобы рассмотреть. Трещину на знаках мачты он увидел сразу, а потом и пробоину. «Я так и знал», — обычно говорит людям злорадно-приятное чувство, пришедшее к нему тогда. Ради этого ему пришлось вернуться на Сиквэ. И вернуться к Гэвину, сыну Гэвира. Он даже представил себе лицо Хюсмера, каким оно должно быть сейчас. Что-то в этом лице было такое, отчего Гэвину захотелось его ударить.
То есть ему почти захотелось, но прежде, чем до этого успело дойти, он уже думал о «Крепконосой».
Маленький упрямый дятел. Немного прямоваты линии кормы, отчего она теряет в скорости, особенно на кормовой качке; очень не любит струи следов от идущих впереди — сразу начинает рыскать с курса; зато быстро поворачивает. Все ее раны и приключения, о которых Гэвин слышал когда-нибудь, мигом пронеслись у него в уме.
Очень уж неожиданно все получилось, и у пробоины слишком четкие очертания. Похоже на таран, но не таран. Никто не таранит вот так, с носа, — потому что почти верный промах. И форма пробоины не та.
Потом он догадался насчет остатков полосы задержки, и на мгновение лицо его изуродовала усмешка.
Значит, конец маленькому дятлу. Гэвин медленно стиснул Метку в кулаке. До него дошло насчет кайянского берега неподалеку и острова Мона, глядящего на всю эту картину. Но он не желал представлять, что бы он сам делал сейчас на месте бывших своих капитанов. Ему не было до этого никакого дела. Он опять уплывал от самого себя туда, на юг, в те корабли.
Но почему-то из них больше всего чувствовалась ему «Крепконосая» с ее пробоиной в левой скуле и с мачтой, нелепо болтающейся с правого борта, едва держащейся на отщепе. Потом ее, похоже, отрубили, освобождая корабль. Метка все еще была у Гэвина в правом кулаке. Его ладонь и пальцы чувствовали скользкие подтеки, расползающиеся по ней, и потому Гэвин знал, что происходит с кораблем. Маленький упрямый дятел. И — прилив.
Он ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил корабли.
Он был «Крепконосой» все то время, покуда прилив ломал ей скулу, и потом бревно, на котором она «висела», уперлось в доски, какими заложена носовая оконечность — неудобное место, если там скопится вода, и прилив перестал поднимать однодеревку, поднимая только волны, а потом вода вдруг хлынула в нее через борта, и «Крепконосая», перекосившись направо, ухнула вниз, и ребра ее треснули, высвободив бревно из своего захвата, — и еще через несколько мгновений умирание корабля наконец прекратилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Если они ушли с Сиквэ так поздно, то на ночь останавливаться не будут — негде. Но и без того Гэвин не собирался сегодня спать. И в беспамятство, как под скалою Балли-Кри (позорище!), проваливаться тоже не собирался. Да он уже и не смог бы этого сделать. Нетерпение жевало его своими тупыми челюстями, глотало и отрыгивало опять, как корова жвачку. Все эти дни — пока пугал каменным своим видом собственную команду, пялясь на Метки, замершие в своих гнездах в сундучке, — а часто даже и тогда, когда Меток не было у него перед глазами, — он был не Гэвином, сыном Гэвира, а четырнадцатью этими кораблями, и был на один дневной переход южней, и его четырнадцать штевней рубили волну. Ярость приковала его к этим кораблям, как невольника; а он и не пытался порвать свою цепь.
Он был каждым из четырнадцати кораблей, идущих на юг. Их скрипом, рысканиями, влажным пятном течи «Жителя фьордов», изношенными кожаными манжетами в весельных портах однодеревки Кормайсов, которые захлестывала вода. Человеком на этих кораблях он не был — о нет. Это наваждение касалось только штевней, и килей, и палубных настилов, и бортов.
Быть этими кораблями получалось много легче, чем Гэвином, сыном Гэвира. Чтобы быть Гэвином, требовалось ходить, дышать, помнить, — а не просто, покорствуя рулю и парусу, бить штевнем по волне. Нужно было чувствовать боль от своей злости и обиды, — потому что ведь и злость тоже, а не только обида обжигает того, кто носит ее в себе. И главное, нужно было думать о будущем, — о том, что ему, Гэвину, делать в этом будущем. Вот что оказывалось мучительнее всего. И не потому, что он ничего не мог придумать, — а потому, что мог придумать слишком много. Стоило только приотворить дверь воспоминанию о том, что все-таки он Гэвин, сын Гэвира, а не плавучие деревяшки, — мысли врывались дерущейся и орущей гурьбой, и все они были невероятно ярки, натуральны, полны смакуемых подробностей, и каждая дергала в свою сторону, и каждая напрочь исключала множество других. И в результате ни одну он так и не смог додумать до конца.
Ох, каких только мыслей не было среди этих, недодуманных. В тот день на Кажвеле броня правил и разума все же расплавилась на нем и стекла на землю, Гэвин шагнул прочь из этой никчемной лужицы и не заметил этого.
Больше он не сдерживался и не загонял себя в «имо рэйк киннит», как в тюрьму, — и если бы какая-нибудь случайность, наконец-то толкнув его, позволила бы ему почувствовать хоть какой-то из своих порывов оформленным до конца, остановить этот порыв было бы уже нечему. Страшно быть рядом с таким человеком. Но самому быть таким человеком — еще страшней.
И потому Гэвин — наверное, не своей волей, а волею того неразумного и мудрого, что незаметно для человека всегда живет в нем, — то и дело ускользал к тому, чтобы быть четырнадцатью кораблями, идущими на юг.
Он был ими всю эту ночь, и ночь была очень длинна.
Вскоре после рассвета «Крепконосая» вскрикнула, и Метка ее вскрикнула тоже. Гэвин, прищурив глаза на этот скрип, вынул ее из ларца, чтобы рассмотреть. Трещину на знаках мачты он увидел сразу, а потом и пробоину. «Я так и знал», — обычно говорит людям злорадно-приятное чувство, пришедшее к нему тогда. Ради этого ему пришлось вернуться на Сиквэ. И вернуться к Гэвину, сыну Гэвира. Он даже представил себе лицо Хюсмера, каким оно должно быть сейчас. Что-то в этом лице было такое, отчего Гэвину захотелось его ударить.
То есть ему почти захотелось, но прежде, чем до этого успело дойти, он уже думал о «Крепконосой».
Маленький упрямый дятел. Немного прямоваты линии кормы, отчего она теряет в скорости, особенно на кормовой качке; очень не любит струи следов от идущих впереди — сразу начинает рыскать с курса; зато быстро поворачивает. Все ее раны и приключения, о которых Гэвин слышал когда-нибудь, мигом пронеслись у него в уме.
Очень уж неожиданно все получилось, и у пробоины слишком четкие очертания. Похоже на таран, но не таран. Никто не таранит вот так, с носа, — потому что почти верный промах. И форма пробоины не та.
Потом он догадался насчет остатков полосы задержки, и на мгновение лицо его изуродовала усмешка.
Значит, конец маленькому дятлу. Гэвин медленно стиснул Метку в кулаке. До него дошло насчет кайянского берега неподалеку и острова Мона, глядящего на всю эту картину. Но он не желал представлять, что бы он сам делал сейчас на месте бывших своих капитанов. Ему не было до этого никакого дела. Он опять уплывал от самого себя туда, на юг, в те корабли.
Но почему-то из них больше всего чувствовалась ему «Крепконосая» с ее пробоиной в левой скуле и с мачтой, нелепо болтающейся с правого борта, едва держащейся на отщепе. Потом ее, похоже, отрубили, освобождая корабль. Метка все еще была у Гэвина в правом кулаке. Его ладонь и пальцы чувствовали скользкие подтеки, расползающиеся по ней, и потому Гэвин знал, что происходит с кораблем. Маленький упрямый дятел. И — прилив.
Он ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил корабли.
Он был «Крепконосой» все то время, покуда прилив ломал ей скулу, и потом бревно, на котором она «висела», уперлось в доски, какими заложена носовая оконечность — неудобное место, если там скопится вода, и прилив перестал поднимать однодеревку, поднимая только волны, а потом вода вдруг хлынула в нее через борта, и «Крепконосая», перекосившись направо, ухнула вниз, и ребра ее треснули, высвободив бревно из своего захвата, — и еще через несколько мгновений умирание корабля наконец прекратилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187