Для мусульман Печинац был важным стратегическим пунктом. Но фронт отошел в сторону, на горе остался Султан со своими бандитами, ну и мины…
– Один Султан?
– Султан и его банда. Они обороняли Печинац больше двух лет, – покачал головой Костас. – У мусульман он национальный герой. Он их лидер. – Грек показал вилкой на плакат, приколотый к стене: – Зульфикар Мехчич, доктор биологических наук, кандидат в депутаты. Для своих – просто Зук. А для тех, кто еще не забыл войну, – майор Султан, хозяин Печинаца.
Предвыборных плакатов в зале висело несколько. Тот, о котором шла речь, прикололи рядом с туалетом. Национальный герой мусульман оказался довольно-таки симпатичным блондином со светлыми глазами. Кто-то уже успел подрисовать ему рожки.
– Значит, Султан до сих пор жив?
– Чего и другим желает. Поговаривают, что собирается заехать в наш городок, он ведь входит в его избирательный округ. Только все враки. Пока Мило Недич носит пистолет на ремне, ноги Султана здесь не будет.
– Но кроме Недича есть еще миротворцы, власть?
– Мило сам себе и власть, и полиция.
– Кровная месть?
– До гробовой доски! Всю войну эти двое теряли родственников и друзей, гнили в болоте, голодали, мерзли, мечтая лишь об одном: собственноручно привести свой собственный приговор в исполнение. Мило принародно поклялся раздавить череп Султана башмаком. И ничего из этого не вышло. Не знаю, как Судтан, а Мило точно загубил жизнь на проклятой горе. Ну если уж не жизнь, то свою карьеру. Ему ведь прочили должность командира бригады. А Султан, тот и вовсе мог стать командующим восточным фронтом. Их коллеги своего шанса не упустили, стали большими людьми, политиками государственного масштаба, а эти… В общем, есть у них повод ненавидеть друг друга.
– Да еще брат Мило, – подсказал я.
– А тут и вовсе трагедия. Мило ушел из университета, чтобы брат не попал в семью двоюродного дяди. Они были сиротами, Мило воспитывал Младена. Потом Младен учился, потом на деньги Мило строил дом, чтобы жениться… И Младена застрелили. В первый же день мира. Всю войну Мило берег его, держал подальше от фронта, от выстрелов, и так вот получилось… Ну и теперь его буквально трясет, когда кто вспоминает о Резнике. Его череп он тоже обещал раздавить…
Костас вытер тарелку корочкой хлеба.
– Вы сказали: Резник чуть не убил вас? Где это случилось?
– Все там же, под Главой. Он только одного человека убил в другом месте, – видимо, шел на свою гору и нарвался на постового. Такой, знаете, сказочный дракон, пожирающий всех подходящих близко к его пещере. Может, он был поумнее других, убивал только в районе военных действий. Словно знал, что придется отвечать перед трибуналом в Гааге. А может, попросту… Хотя нет.
– Что нет?
– Я хотел сказать, что и у него были начальники. Только плевать хотел на них этот одинокий волк. В чем-то они с Мило похожи друг на друга… Если не ошибаюсь, это случилось зимой девяносто пятого. Шел снег. Тропы на перевале засыпало, а потом ударил мороз. Наст на сугробах был ледяной, масляный. Идеальные условия для охоты на зверя. Ребята Недича трое суток не спускали глаз с Главы. У них были даже приборы ночного видения. И опять же – пустой номер: гора как мертвая. Дали отмашку колонне с продовольствием. Ну не может человек высидеть трое суток в снегу на таком морозе. Колонна тронулась…
– А он только и ждал этого.
– Вот именно. Поджег четыре машины, убил одиннадцать сопровождающих… После этого пошел слух, что он не человек, а оборотень.
– Он жив? – тихо спросила Йованка.
– А кто его знает, – вздохнул грек. – Мы ведь даже не знаем, кто он, имени его человеческого не знаем… Сорок семь могил оставил он после себя на перевале. Да еще те, кто умер в госпиталях. Раненых и калек я и не считаю…
– Калек, – прошептала Йованка, на какое-то время забывшая, что нужно переводить. Впрочем, я и без нее понял почти все.
– У него был карабин полудюймового калибра. Форменная пушка. Бронебойная пуля из него прошивала насквозь мотор автомашины. Что уж тут говорить о человеке…
Йованка неожиданно встала и, спросив о чем-то Костаса, пошла к дверям, около которых висел плакат Зульфикара Мехчича. Наши с ним глаза встретились. Я пил пиво и смотрел на его светлое, человеколюбивое лицо борца за счастливое будущее своих избирателей.
Из туалета Йованка вернулась заметно просветлевшей.
– А как это у вас с Резником получилось? – спросила она Костаса.
Грек ненадолго задумался.
– Однажды я пошел через перевал. Утром, ранним туманным утром. Я уже был на седловине, когда он начал бабахать. Пуля ударила прямо передо мной, да так, что земля колыхнулась под ногами. Я сразу же остановился. Одну женщину он вот так же предупредил выстрелом, потом проверил ее сумки и отпустил. Судя по звуку выстрела, Резник был совсем рядом, метрах в двухстах. Бежать было бессмысленно. Он положил бы меня первым же выстрелом: по движущимся целям Резник стрелял бесподобно. Стою, жду, на всякий случай прощаюсь с жизнью, с близкими. И тут слышу, что-то звякает, словно железом стучат по железу. Мне даже в голову не пришло, что он сигналит мне. Ну, чтобы уходил я. Должно быть, патронов у него было мало… А я все стою как дурак. Резник, наверное, подумал, что я не слышу, ну и еще разок выстрелил, чуть глаза мне песком не попортил…
– А почему он не окликнул вас? – поинтересовался я. – Утром тихо. В горах голос разносится далеко.
– Я сам задумывался над этим. Думаю, он побоялся, что я не один на перевале. По крику легко вычислить место, где сидит снайпер. Выстрел несравненно громче, но он ведь краткий. А может, горло у него болело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110