У Эя Фиваля не было желания стать одним из сильных мира сего.Время шло, но взрослый Фиваль сохранил свои юношеские убеждения — ну разве что они стали не столь ярко выраженными. Он по-прежнему был красив. За него мечтали бы выйти замуж многие женщины — но только до тех пор, пока не задумывались получше: а стоит ли? Черные одежды веры очень шли Фивалю. Круг Агониса всегда ярко сверкал на его груди, руки всегда были затянуты в безукоризненно белые перчатки. Но перчатки не прятали никаких секретов. Руки у Фиваля были самые обыкновенные — вот только он не желал ни к чему в этом мире прикасаться.Да, его волновали события в королевстве, но совсем немного. Синекура главного агондонского храма давала Фивалю возможность бывать в гостях у самых знатных семейств. Пройдя жизненный путь до середины, он всегда имел свое уютное местечко за чайным столиком и за карточным столом, на обедах и балах.Баловень жизни — ни дать ни взять. Многие высокопоставленные дамы избрали его своим сердечным поверенным. Его было трудно чем-либо удивить, а советы он всегда давал превосходные. Что же до самих дам, то они, конечно же, были очень набожны и много времени уделяли молитвам. А уж тем более — их духовный советник (так дамы именовали Эя Фиваля), и пускай злые языки утверждали, что он навещает их в несколько… ну, скажем так, интимной обстановке.Между тем имя Эя Фиваля никогда не участвовало ни в одном скандале. Не было никого, кто относился бы к нему неприязненно. С другой стороны, не было никого, кто полагал бы, что Эй Фиваль на что-то такое способен. Один светский шутник как-то удачно пошутил. В будуары дам А, Б и В, сказал он, входили многие, однако Эй Фиваль входил только в их будуары. Это было правдой, и тем более несправедливым представлялось то, что теперь Эй Фиваль был вырван из такой приятной, удобной, привычной для него жизни.В последнее время в шикарных гостиных Агондона начали поговаривать о Великом Возрождении. А надо сказать, что одним из замечательных качеств Эя Фиваля было его красноречие, говорил он столь же чудесно, сколь умел и слушать своих собеседников, а уж распространяться на любую тему мог сколько угодно, и притом весьма убедительно и логично. Но занудой Фиваль не был. Напротив: в разговор он вступал лишь тогда, когда требовалось, и умолкал ровнехонько тогда, когда чувствовал, что пора умолкнуть — да нет, даже, пожалуй, чуть пораньше. На это дело у Фиваля было чутье.Примерно в то самое время, когда разговоры о Возрождении только-только начались, Эю Фивалю случилось быть по приглашению в доме леди Чем-Черинг — женщины, стоявшей чуть поодаль от привычного для Фиваля круга. Леди Чем-Черинг славилась тем, что обожала ругать провинции Эджландии за их безбожие. Ну и, естественно, разговор коснулся северных областей, где разрушение морали и веры было особенно ужасающим. И естественно, в разговор вступил Эй Фиваль. Взяв для примера Тарнские долины (на самом деле для Фиваля это название было нарицательным и означало не более чем «отдаленные провинции»), он сказал о том, что Возрождение должно пронестись по тамошним краям, словно лесной пожар по горам, по долам. От этого пожара должны были воспламениться сердца. Возрождение должно было (Фиваль до сих пор помнил слово в слово то, что сказал тогда) стать непрестанным, неугасимым, вечно горящим. То была одна из лучших проповедей Фиваля. Совершенно ясно — Возрождение становилось модой сезона. Следовательно, на время, покуда эта мода не прошла, Эй Фиваль мог побыть ее глашатаем. И ничего при этом не потерять.То есть так бы оно было, не возникни двух помех. Первой оказался архимаксимат. Он не присутствовал на приеме у леди Чем-Черинг, однако эта добрая госпожа была его закадычной подругой и вкратце пересказала содержание пламенной речи Фиваля.Вторая помеха — что ж, второй помехой стало само время, хотя если и было что-то третье, то тут следовало бы вести речь о делах порядка интимного, и касалось это одного близкого приятеля леди Чем-Черинг. Пошел слух, будто бы предал эту интрижку огласке именно Эй Фиваль. Поговаривали, будто «сердечный поверенный» стал несколько беспечен.Архимаксимат вызвал к себе Фиваля.— Ах, Эй, мой мальчик! Милый мой Эй, — так начал беседу с молодым каноником архимаксимат, однако довольно быстро перешел на холодный, формальный тон. — Эй, сегодня я побывал на аудиенции у его императорского агонистского величества, — сообщил архимаксимат, хотя Фиваль отлично понял, что архимаксимат побывал не у самого короля, а у премьер-министра. — Уже целый цикл его величество не жалеет сил ради завоевания и усмирения непокорных зензанцев. Теперь кампания по их усмирению близится к концу. Теперь всем нам предстоит посвятить свои усилия моральной и духовной перестройке земель, вверенных нашему попечительству. Его величество издал указ, согласно которому в каждую из девяти провинций, а также в захваченные нами области Зензана, будут назначены военные губернаторы, которые станут там правителями.Эти люди избраны из самых благородных героев войн, имевших место в течение последних циклов. Лорд Бараль, разбивший красномундирников на юге страны, станет главнокомандующим в Варби и Голлуче. Мидлексион станет графом Тонионским. Лорд Микэн, освободитель Рэкса, вернется в столицу Зензана. Принц-электор Джераль, адмирал лорд Крэль, генерал лорд Горголь — все они будут вознаграждены подобающим образом. И еще, ах да, конечно, Оливиан… — Архимаксимат сделал небольшую паузу. — Оливиан Тарли Вильдроп, герой осады Ириона, вернется в провинцию, где его имя будет овеяно славой во веки веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159