— Но я тебя не тороплю… Выпей еще кофе или съешь пирога…
— Нет-нет. Пойдем. Ужасно не хочется, но этого не избежать.
— Я возьму ключ.
Они быстро пересекли двор. Пока они ужинали, снова пошел мокрый снег с дождем. Гана спрятала подбородок в воротник пальто. Она подумала о красивой шубе Эдны из искусственного меха «под леопарда», которая теперь принадлежала ей.
В квартире они притихли. На столах и дверных ручках еще виднелись следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Не сговариваясь, обе посмотрели туда, где несколько дней назад лежала Эдна.
— На радиаторе кровь, — пробормотала Гана. — Наверное, Гас его перекрасит.
— Да. — Гертруда встряхнулась. Надо побыстрее покончить с этим. Она знала вкусы внучки. Нэн понравится велюровая кушетка и те кресла к ней, с высокими спинками, с ножками и подлокотниками из красного дерева. Одно — качалка, другое обычное. Гертруда вспомнила, как Эдна рассказывала, что когда-то кресла были обтянуты синим бархатом с красивым растительным узором. Она отдала их в дешевую перетяжку и всегда вздыхала: «Они совсем потеряли вид».
Если Нэн снова обтянет их бархатом, они станут красивыми. И еще резной столик. В галерее Альтмана есть такие. Стоят целое состояние. Конечно, он сильно поцарапан, но муж Нэн отполирует его. Ах, Эдна, подумала Гертруда, ты была умнее большинства из нас. Ты знала цену вещам.
Гана достала из шкафа леопардовую шубу.
— Эдна в прошлом году одалживала ее мне, когда мы с Гасом ходили на вечеринку. Мне она нравится.
Они быстро поделили все, что было в квартире. Гану мало интересовала мебель — то, что не забрала Гертруда, пойдет в Армию Спасения, — но она пришла в восторг, когда Гертруда предложила ей взять серебряную тарелку и дорогой фарфор. Всю одежду Эдны, которая была им велика, они тоже решили отправить в Армию Спасения.
— Похоже, все, — вздохнула Гана. — Кроме драгоценностей, которые скоро вернет нам полиция. Ты получишь кольцо, а брошку она оставила мне.
Драгоценности. Эдна хранила их в ящике ночного столика. Гертруде вспомнился вечер вторника. Именно этот ящик хотел открыть доктор Хайли.
— Кстати, мы не заглянули в ночной столик, — сказала она. — Давай убедимся, что ничего не забыли.
Гертруда полностью выдвинула ящик. Она знала, что шкатулку забрала полиция. Но в глубине ящика обнаружился поношенный мокасин.
— Ради всего святого, — покачала головой Гана. — Зачем Эдна хранила эту вещь? — Она взяла мокасин и поднесла к свету — каблук сносился, белые пятна по бокам указывали на то, что обувь побывала в смеси снега с солью.
— Вот оно! — воскликнула Гертруда. — Это-то меня и запутало. — Гана озадаченно посмотрела на нее, и она объяснила: — Миссис Демайо спросила меня, не называла ли Эдна кого-нибудь из докторов принцем Дезире. И это меня запутало. Конечно, не называла. Но Эдна рассказывала мне, в каких ужасных старых мокасинах приходит в клинику миссис Льюис. Даже показала несколько недель назад, когда миссис Льюис уходила. Эдна подшучивала над миссис Льюис. Левый мокасин был велик миссис Льюис, и она постоянно его теряла. Эдна поддразнивала миссис Льюис, говорила, что та, наверное, ждет принца Дезире, который подберет ее хрустальный башмачок.
— Но принц Дезире не был возлюбленным Золушки, — возразила Гана. — Он из сказки про Спящую Красавицу.
— Вот именно. Я сказала Эдне, что она все перепутала. Она только рассмеялась и заявила, что миссис Льюис сказала ей то же самое, но мать рассказывала ей сказку именно так, и ее это вполне устраивает.
Гертруда задумалась:
— Миссис Демайо очень волновалась, когда спрашивала меня о принце Дезире. А в среду вечером… Я вот думаю, уж не мокасин ли миссис Льюис искал в этом ящике доктор Хайли? Знаешь, я прямо сейчас готова отправиться в прокуратуру к миссис Демайо и поговорить с ней или хотя бы оставить для нее сообщение. Что-то мне подсказывает, что не нужно откладывать до понедельника.
Гана подумала о Гасе, который не оторвется от телевизора до полуночи. Ее охватила жажда приключений. И она никогда не была в прокуратуре.
— Миссис Демайо спрашивала, не хранит ли Эдна из сентиментальности старую туфлю матери. Могу поспорить, что она имела в виду этот мокасин. Знаешь, поеду-ка я с тобой. Гас и не заметит, что меня нет.
56
Джим Беркли оставил машину на стоянке у здания суда и вошел в главный вестибюль. На табличке он прочел, что офис судмедэксперта расположен на втором этаже в старом крыле здания. Вчера вечером он видел, как Ричард Кэрролл смотрел на ребенка. От гнева и обиды ему захотелось крикнуть: «Да, ребенок не похож на нас. Ну и что?» Но это было бы глупо. Хуже того — бесполезно.
Немного поблуждав по коридорам, он нашел кабинет Ричарда. За столом секретаря никого не оказалось, но дверь Ричарда была открыта, и он сразу вышел, услышав, как хлопнула дверь приемной.
— Джим, спасибо, что пришел.
Он явно пытается проявлять дружелюбие, подумал Джим. Делает вид, что это обычная встреча. Его приветствие прозвучало сдержанно и настороженно. Они вошли в кабинет. Ричард пристально взглянул на него. Джим в ответ бесстрастно посмотрел на Ричарда. От вчерашней шутливой непринужденности не осталось и следа.
Ричард понял намек и принял деловой вид. Джим напрягся.
— Джим, мы расследуем смерть Венджи Льюис. Она была пациенткой «Вестлейкского центра материнства». Там рожала и твоя жена.
Джим кивнул.
Ричард явно осторожничал, подбирая слова.
— Нас обеспокоили некоторые детали, всплывшие в ходе расследования. Я хочу задать тебе несколько вопросов и клянусь, что ни один ответ не выйдет за пределы этой комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83