Он доходил мне до пл
еча. И был заострен.
Вот тогда я понял, что они с ней сделают. Кажется, и она тоже поняла. Потому ч
то она закричала. Горький механический крик, и он длился и длился…
Я дал себе слово рассказать все о том, как это случилось. И не пропустить н
ичего. Ни одного слова. Вы должны знать, что мы делали друг с другом в то лет
о, когда загорелась под ногами земля.
Но я не буду вас упрекать, если вы следующие несколько абзацев пропустит
е. Это грязно, это отвратительно, это унизительно; то, чему я был свидетеле
м, выжжено в моей памяти на всю жизнь.
Все, что я могу Ц это вас предупредить. Если можете выдержать, читайте.
Вот что они сделали с кричащей женщиной:
Толпа понесла женщину к колу, и мужчины вместе с присоединившимися к ним
женщинами стали сдирать с нее одежду.
Скоро она осталась голой. Был виден ее пупок, полоска волос на лобке, видно
, как дрожали ее ягодицы.
Тяжелые груди женщины затряслись, когда ее, вопящую и извивающуюся, подн
яли повыше, а она мотала головой, пытаясь освободиться.
И я понял, что мне делать. У винтовки был оптический прицел, и мне предоста
влялся верный выстрел. Я понял, что единственная возможность Ц всадить
ей пулю в лоб и избавить от мучений.
Потому что я уже знал, что изнасилования не будет.
Инстинкт выживания заглушил половое влечение. Осталось только влечени
е к еде.
Двое мужчин с каждой стороны подняли ее над собой, держа за руки и за ноги,
как несет команда-победительница своего капитана, так они ее несли к кол
у.
Я приложился глазом к прицелу и отвел затвор.
Я увидел кол, торчащий из земли. Он был заострен как карандаш, к единой точ
ке. В прицел было видно, что кол толщиной с мою руку. И он был в пятнах. Его уж
е использовали.
Во рту пересохло, сердце застучало, отдаваясь эхом под сводами черепа. Я в
идел увеличенные головы толпы, колтуны в волосах от дерьма и крови, дикие,
безумные глаза. В них пылал алчный голод. Месяц-полтора назад это были учи
теля, конторщики, дантисты, госслужащие Ц сегодня они стали племенем ди
карей.
И я знал, как мне помочь женщине.
Тяжелые груди женщины затряслись, когда ее, вопящую и извивающуюся, подн
яли над заостренным колом.
Я прицелился. Красное лицо, разделенное на четыре части перекрестьем при
цела, заполнило мое поле зрения. Она стискивала зубы, крепко зажмурила гл
аза. Она знала, что они будут делать.
Господи, они же сажают ее на кол!
Вы меня понимаете. Они именно сажали ее. Не протыкали грудь или живот. Они
ее сажали сверху и…
Я проглотил слюну, задержал дыхание, пытаясь унять дрожь в руках, прицели
лся. Лицо было точно в центре перекрестья. Жизнь спасти я ей не могу, но мог
у избавить от мучений.

У-У-У-У-У!

Это был дикарский ритуал. Держа женщину над колом,
они вопили так, что распугали птиц на соседних деревьях. У-У-У-У-У!
Я потянул спусковой крючок, заранее видя, как голова женщины разлетится
кровавыми брызгами от поцелуя пули. И тогда мне улепетывать, спасая свою
шкуру. Щелк!
И все. Ни грохота, ни толчка в плечо, когда пуля на скорости четыреста метр
ов в секунду вылетает из дула. Черт!
Осечка. Я потянул затвор, чтобы выбросить гильзу. Он дошел до половины и за
стрял. Черт, черт, черт!
Я воевал с затвором, пытаясь выбросить дефектный патрон, Ц и остановилс
я.
Поздно, Рик. Поздно!
Лицо женщины было все так же искажено судорогой, стиснутые зубы, зажмуре
нные глаза. Я чувствовал, как она напрягает всю свою волю, чтобы встретить
грядущую боль.
А ритуал шел шаг за шагом. Под тот же дикий монотонный распев.
Ее подняли выше, как жертву некоему темному и жестокосердному богу.
Почти бережно ее посадили на заостренный кол. Ее ноги держали ровно по об
е стороны кола, ступнями вниз, будто сажали на лошадь.
Было видно, как она задержала дыхание. Ожидая боли Ц такой неизбежной, гн
усной, мерзкой, раздирающей боли, не желая допускать ее в свое тело.
Ее держали руками, выпрямляя торс. И потом те, кто держал ее за ноги, потяну
ли вниз. Сильно. Так, что сами оторвали ноги от земли, повиснув всей тяжест
ью. Они стискивали зубы от усилий, сажая свои жертву на острую вершину кол
а.
Мои глаза метнулись к лицу женщины, а кол входил глубже и глубже…
Тело ее дернулось в судороге, руки взлетели в позу распятого.
Потом рот и глаза распахнулись от болевого шока.
Я беспомощно глядел. Ее глаза встретили мой взгляд, и будто меня ударило м
олнией энергии от нее ко мне, удар был физический, я даже пошатнулся.
На ее лице был виден только болевой шок, глаза выкатились так, будто сейча
с выскочат из орбит, рот раскрылся, будто челюсть готова была отскочить.

А на меня накатил брутальный поток ужаса, боли, омерзения и простой ясной
жалости, что ее жизнь кончилась вот так на колу посреди поля в окружении в
озрожденных дикарей.
В опустошении, в отвращении я стал пятиться, не в силах повернуться спино
й к изувеченной женщине. Ритуал продолжался, и вперед вышли женщины с мяс
ницкими ножами. Они стали резать. Правая грудь жертвы отделилась одним к
уском, хлынула кровь.
Женщина на своем вертеле, все еще живая, казалось, медленно танцует, шевел
я руками над головой, почти безмятежно. Пародия на восточные танцы: руки н
ад головой медленно движутся в одну сторону, потом в другую.
Они начали пожирать ее заживо.
Она танцевала, лишившись разума от боли.
Дети прилипли к колу, слизывая текущую кровь.
Она танцевала. Женщина на вертеле.
Я повернулся.
И побежал.
Побежал.

42

От потрясения я потерял чувство направления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170