Алистра сдавленно вскрикнула. По внутренним
стенкам подземохода, как по воде, пошли волны, и за окружающими
его металлическими панелями Элвин опять увидел тот, второй мир.
Оба мира столкнулись; в их борьбе верх одерживал то один, то
другой. И вдруг все кончилось. Чувство разрыва, разлома - и сон
прекратился. Элвин снова был в Диаспаре, в своей собственной
комнате, лежа в воздухе в полуметре от пола. Гравитационное
поле защищало его от жесткого столкновения с грубой материей.
Он окончательно пришел в себя. Это и была реальность,
- и он отлично знал, что теперь последует.
Первой появилась Алистра. Она была скорее потрясена,
чем раздражена, потому что очень любила Элвина.
- Элвин! - причитала она, глядя на него из стены, в
которой зрительно материализовалась. - Это было такое
восхитительное приключение! Зачем ты его испортил!
- Я сожалею. Я не хотел... я просто подумал, что было бы
интересно...
Его прервало одновременное прибытие Каллистрона и
Флорануса.
- Послушай, Элвин, - начал Каллистрон. - Ты уже в третий
раз портишь сагу. Вчера ты поломал ход событий, пожелав
выбраться из Долины Радуг. А позавчера ты все провалил, пытаясь
вернуться к Началу в той временной линии, которую мы
исследовали. Если ты не будешь соблюдать правил, то дальше
путешествуй сам по себе.
Полный негодования, он исчез, забрав с собой
Флорануса. Нарриллиан вообще не появлялся; наверное, был сыт по
горло всей историей. Осталось только изображение Алистры,
печально глядящей сверху вниз на Элвина.
Элвин наклонил гравитационное поле, встал на ноги и
подошел к материализовавшемуся столику. На нем появилась чаша с
экзотическими фруктами. Это была отнюдь не та пища, которую он
намеревался вызвать, - сказывалось его смятенное состояние. Не
желая выдавать ошибку, он взял наименее опасно
выглядевший плод и осторожно надкусил его.
- Ну, - сказала Алистра наконец, - и как ты собираешься
поступить?
- Я ничего не могу поделать, - ответил он угрюмо. - Я
думаю, что эти правила - дурацкие. И как я могу помнить о них,
живя в саге? Я просто поступаю так, как кажется естественным. А
тебе разве не хотелось взглянуть на гору?
Глаза Алистры расширились от ужаса.
- Это же означало бы выйти наружу! - выдохнула она.
Элвин знал, что бессмысленно убеждать ее дальше. Здесь
лежал барьер, разделявший его и всех прочих людей его мира,
могущий обречь его на жизнь, полную тщетных надежд. Ему всегда
хотелось выйти наружу - и во сне, и наяву. А в Диаспаре слово
"наружу" для всех звучало невыразимым кошмаром. Его по
возможности старались даже не произносить; это было нечто
грязное и вредоносное. И даже Джезерак, наставник Элвина, не
объяснял ему причину этого.
Изумленные, но ласковые глаза Алистры все еще следили
за Элвином.
- Ты несчастлив, Элвин, - сказала она. - В Диаспаре не
должно быть несчастливых. Разреши мне придти и побеседовать с
тобой.
Элвин невежливо мотнул головой. Он знал, к чему это
приведет; сейчас же он хотел быть один. Алистра исчезла из
виду, вдвойне разочарованная.
"В городе, где живет десять миллионов человек, не с
кем поговорить понастоящему" - подумал Элвин. Конечно, Эристон
и Этания по-своему любили его. Но теперь срок их опекунства
заканчивался, и они были рады предоставить ему самому
устраивать свою жизнь и свои занятия. В последние годы, когда
его расхождение с обыденностью становилось все более очевидным,
он часто ощущал досаду своих родителей. Не на него - это бы он,
вероятно, перенес и поборол, - а на судьбу, пославшую из
миллионов горожан именно их встретить Элвина двадцать лет назад
при выходе из Зала Творения.
Двадцать лет. Он помнил первый миг и первые услышанные
им слова: "Добро пожаловать, Элвин. Я - Эристон, избранный
твоим отцом. Вот Этания, твоя мать". Слова эти тогда ничего не
означали, но в сознании отложились с безупречной четкостью. Он
помнил также, как оглядел тогда свое тело. Теперь оно было выше
на несколько сантиметров, но в остальном с момента рождения
почти не изменилось. Почти взрослым вступил он в мир и
практически таким же, не считая изменений в росте, останется
еще тысячу лет, пока не придет время уйти из мира.
Этим первым воспоминаниям предшествовала пустота.
Когда-нибудь, возможно, небытие настанет опять, но пока слишком
рано было размышлять об этом. Его беспокоило другое.
Он вновь обратился мыслями к тайне своего рождения.
Элвину не казалось странным, что он был создан в единый миг
теми силами, которые овеществляли все остальное в его обыденной
жизни. Нет, не это было тайной. Загадка, которую он не был в
состоянии разрешить, которой никто ему не объяснял, заключалась
в его необычности.
Особенный. Уникум. Слово было странным, печальным - и
сознавать свою уникальность было странно и печально. Когда так
говорили о нем - а ему часто доводилось слышать за своей спиной
это слово - оно приобретало еще более зловещие оттенки.
Родители, наставник, все знакомые старались защитить
его от правды, словно стремясь сохранить невинность его долгого
детства. Но этому скоро придет конец: через несколько дней
Элвин станет полноправным гражданином Диаспара, и все, что он
только пожелает узнать, будет непременно сообщено ему.
Почему, к примеру, он не вписывается в саги? Среди
тысяч форм развлечения, существовавших в городе, саги были
особенно популярны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14