— Я скажу… — Питер на миг задумался и решительно кивнул. — Я скажу, что я — Сын Вдовы.
— Это правда? Ты — потомок Иисуса? Питер покачал головой.
— У Иисуса не было потомков. Он умер на кресте и никогда не был мужем Марии Магдалины. Это всего-навсего жуткая ересь, и из-за этого глупого, злого мифа страшная волна крови заливает всю землю.
Так оно и было. Если бы не Василидова ересь, Артус, наверное, и не возмечтал бы об империи, Меровий был бы жив, и руки Питера не были бы обагрены кровью.
— Но.., но что же мы скажем преторианской гвардии? — Гвинифра встала с трона. Она, кутаясь в тунику, расхаживала по шатру. Взгляд ее метался по сторонам. Классическая картина стресса.
— Скажи им, что Медраут убил Артуса, а я убил Медраута. Она кивнула.
— Да. Так все и было. Я все это.., видела.., собственными глазами. Ты готов? Сейчас я закричу.
И Гвинифра испустила вопль, от которого у Питера чуть не лопнули барабанные перепонки. На крик прибежало с десяток воинов, чуть не до смерти напуганных звуком «сирены». Гвинифра убежала в угол шатра, съежилась, закрыла лицо окровавленными руками, став похожей на леди Макбет. Вопила и содрогалась она настолько натурально, что Питер уже готов был броситься к ней и умолять успокоиться.
Сам же Питер стоял посередине шатра, сжимая в руке окровавленный клинок. Вид у него был самый глупый и ошарашенный.., и эта роль давалась ему легко.
Какамври допрашивал его целый час. Стражники пустили слух о том, что Медраут убит, но пока ни словом не обмолвились о смерти Артуса.
После предварительного допроса Какамври не слишком охотно поверил в рассказ Питера и Гвинифры, но предупредил их о том, что позднее всенепременно воспоследует настоящий суд, во время которого им обоим придется произнести самые священные клятвы.
Пришел лекарь, измерил кинжал Питера, осмотрел рану Медраута и объявил, что, скорее всего, юноша был убит именно этим оружием. Конечно, он не мог сказать ничего определенного о резаной ране на шее Артуса, кроме того, что она нанесена более или менее острым клинком. В качестве предполагаемого оружия убийства вполне годились как кинжал Питера, так и клинок Медраута — и тот, и другой были покрыты запекшейся кровью.
Гвинифру, которая во время допроса «упала в обморок», вынесли из шатра помощники лекаря-брадобрея.
Питера в конце концов отпустили, учитывая то обстоятельство, что предстоял великий бой, а легион Питера — «Ланселота» — стоял в лиге от лагеря Артуса.
Питер вернулся к стойлам, где был привязан Эпонимус, и обнаружил там Мирддина. Селли Корвин сидела на наковальне и ждала его.
— Поздравляю, — ухмыльнулась она. — Я слышала, что ты отправил на тот свет злобного убийцу Медраута и не дал ему прикончить Артуса.
В сознании Питера бушевал Ланселот. Он то вырывался на волю, то отступал. «Ночь длинных ножей» продолжалась. Вряд ли Питеру удалось бы продержаться в теле Ланселота еще день.
— Зачем, Селли? — спросил Питер, не особо надеясь на то, что получит честный, прямой ответ. Она удивила его.
— Артур умер, и мы, саксы, завладели этим прекрасным островом. Теперь не завладеем. — Селли улыбнулась, пожала плечами. Она весьма экзотично выглядела в теле дряхлого старика.
«Мы — саксы?» — Но пока Артус жив, — возразил Питер, — Римский католической Церкви никогда не установить здесь свое владычество… Артур — кельт, но он отступник, еретик! Как же ты можешь вот так запросто лишить спасения весь свой народ?
Селли, похоже, удивилась такому вопросу. Она погладила седую бороду Мирддина.
— Церковь? Но с какой стати ты решил, что я — католичка?
Питер обмер.
— Если уж считать меня верующей, — продолжала Селли, — то я англиканка, дружок.
— Но как же.., как же Ирландская Революционная армия…
— Я к ней не имею ровным счетом никакого отношения, милый. О да, я правда давала им денег на покупку бомб, и вообще в том, что касается торговли с ними дело иметь исключительно приятно. Платят вовремя и никогда не задают глупых вопросов.
Питер покачнулся. Ланселот отчаянно рвал сковывавшие его путы. Правая половина тела начала собственную жизнь. Рука потянулась к несуществующему топору. Но все же Питеру удалось одержать верх, и хотя бы на миг он вновь загнал Зверюгу в темницу.
— Чувствуешь его? — искренне полюбопытствовала Селли. — Ланселот выталкивает твое сознание, как и Мирддин — мое? Тебе, наверное, потруднее приходится — тяжко небось сражаться с таким великим воином. А Мирддин — всего-навсего трусливый старый отставной колдунишка.
— Селли Корвин — это твое настоящее имя? Она кивнула.
— Ты.., англичанка?
— Такая же, как Фрэнк Китц и Г.Б. Сэмьюэлс. «Анархисты».
— Ты анархистка?
— Наверное. Нет, не совсем.
— Но тогда.., почему? Господи Иисусе, почему, Селли? Я правда, правда очень хочу понять!
Она оскалилась, словно готовящаяся сожрать добычу акула, обнажив при этом гнилые зубы Мирддина.
— Потому что я до смерти ненавижу всех вас, мерзкие ублюдки саксы!
Питер не сводил с нее глаз. Отвращение подкатило к глотке, словно жгучая желчь.
— Селли, но ведь ты и сама — одна из этих самых мерзких ублюдков саксов!
— Да? Знаешь, на этот счет я могла бы процитировать Джона Куэйла. «Знай я, что за мерзость эта жизнь, я бы и не подумала рождаться на свет». Сам понимаешь, я в этом не виновата.
— Мне кажется, ты сама не понимаешь, зачем сделала это. Она улыбнулась, откинулась назад, прислонилась к стенке стойла.
— С меня вполне хватит того, что я уничтожила тебя, твой народ, твою страну, твою культуру. Всех вас. Мало не покажется, а, гаденыш Питер Смит? Я сделала это потому, что смогла, мерзкий подонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117