Он был растерян. Бой за Бастион также не был цельным воспоминанием, также был как бы раздроблен на осколки. И самым острым и болезненным из этих осколков было воспоминание о гибели «Превосходящего». Избитый, горящий, покрытый пробоинами звездный разрушитель встретил свою участь в атмосфере газового гиганта. «Химера» была не в лучшем состоянии. Его последним воспоминанием был образ скиппера, врезающегося в мостик. После этого он ничего не мог вспомнить. Как он выжил? Как ни пытался он вспомнить что-то еще, в голове была только тьма и боль.
Воспоминания о его детстве терялись в этой тьме. Он был рожден до возникновения Империи, до пропаганды против нелюдей, до падения джедаев — даже до рождения ребенка, который потом стал известен как Дарт Вейдер. Свою службу он начал в Силах Охраны Правопорядка, вступив в них в пятнадцать лет. С палубы корабля он видел подъем и падение многих политиков. Там же он научился презирать их и доверять только себе. Поэтому ему удалось выжить после стольких поражений… Он редко находился в первых рядах, поднимая солдат в атаку. Чаще он следил, чтобы его солдаты были сыты, обучены и прежде всего, чтобы они доверяли ему. Он уважал своих подчиненных, и даже врагов. Поэтому он так долго смог оставаться в живых, когда многие, кто был с ним, погибли. Ты не можешь знать, не станет ли твой враг когда-нибудь твоим начальником…
И, наконец, йуужань-вонги. Они вообще не вписывались в эту картину. Он своими глазами видел, на что они способны, когда они превратили цветущий Итор в безжизненный каменный шар. Он спорил с моффами, требуя, чтобы они предоставили всю возможную поддержку Новой Республике. Однако они не хотели помогать Новой Республике, и вместо этого предпочли из своего угла Галактики наблюдать, как другие миры падают под ударами захватчиков. Моффы были уверены, что Империю не ждет такая участь…
Но эта уверенность и надменность рухнула вместе с Бастионом. Бастион…
Новые фрагменты всплыли из тумана, когда прожектор памяти снова включился. Первое появление скипперов, выход из гиперпространства огромных, странно выглядящих вражеских кораблей, которые прорвались сквозь оборонительные системы планеты, как нож сквозь масло. Внезапность нападения не могла быть более полной. Та неорганизованность, с которой имперский флот отражал атаку гратчинов, испугала его. После Итора он делал все возможное, чтобы подготовить имперские силы к отражению атаки йуужань-вонгов, но только его флагман «Химера» действовал с полной эффективностью. Его экипаж сделал все возможное, и даже сверх того.
Боль пронзила его, когда что-то воткнулось в его бок. Воспоминания исчезли, когда внутри него вспыхнул огонь. Его спина выгнулась, рот открылся, чтобы закричать от страшной боли, горевшей в нем. Он скорчился, пытаясь изменить положение так, чтобы боль уменьшилась, но ничего не помогало. Только голос, звавший его откуда-то. Неважно, что говорил этот голос, главное, что он помогал отвлечься от боли.
Но потом боль пришла снова, сопровождаемая воспоминаниями о том, как оружие йуужань-вонгов прожигает броню его корабля, как ДИ-истребители взрываются ослепительными вспышками в темном небе.
Наконец и эти страшные воспоминания ушли во тьму, оставив только россыпь звезд Галактики в бесконечном космосе. Он видел это зрелище много раз, и никогда не уставал восхищаться им. Он всегда полагал, что идея о Галактической Империи была очень дерзкой и почти недостижимой, потому, что слишком много пространства надо было покорить для этого. Планеты, звезды, астероиды, составляющие Империю были лишь горстью песка в бесконечном океане пустоты. Ни один император не смог бы управлять таким океаном, неважно, сколько песчинок он объявит своими. Сама бесконечность космоса отвергала такую идею.
Сейчас он чувствовал, что это пространство больше не было пустым — в нем было что-то, для описания чего он не мог найти слов. Возможно, паутина, тянущаяся от системы к системе. Поток, текущий глубже, чем это было заметно с поверхности? Может быть, истина?
Что бы это ни было, казалось, что сама Галактика была живой.
Потом все начало гаснуть, унося с собой боль и все остальные чувства. Часть его боролась с этим, ибо такова природа человека, но другая часть была счастлива, что это наконец наступило. Он так долго выживал, что наверное, и не жил по-настоящему. У него не было семьи кроме флота. Не было дома кроме мостика корабля. В чем смысл жизни, если жить незачем?
Тьма раскрылась перед ним, и он упал в нее, как падает камень в глубины моря. Он чувствовал потоки вокруг него и внутри него, но он не тонул.
«Бакта», подумал он. «Меня погрузили в резервуар с бактой».
Потом снова раздался голос, зовущий его.
— Адмирал Гилад Пеллеон? Вы слышите меня?
Он пытался ответить, сражаясь с окружавшей его тьмой, но все, что он смог сказать, был задыхающийся хрип:
— Я…
— Адмирал? Вы слышите меня?
— Я… здесь…
С каждым словом тьма отступала, и на ее место возвращалась боль.
— Очень… больно…
— Я знаю, — ответил голос.
— Где… — он хотел спросить, где он находится, но почему-то вместо этого спросил:
— Где… вы?..
— Я установила нейрошунт в ваше внутреннее ухо, — объяснил голос. — Вы слышите меня прямо через ваш слуховой нерв. Простите за такое болезненное вмешательство, но нам пришлось принять чрезвычайные меры, чтобы вы остались в живых.
— Кто… вы?..
— Меня зовут Тэкли, адмирал. Я целительница.
Боль прошла сквозь него как плазменная вспышка, как будто каждая нервная клетка обращалась в пепел.
— Вы лечите меня, — прохрипел он, — или убиваете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107