Но это было реальностью.
Ненависть. Глубокая, страшная ненависть.
Запах горящей плоти был первым, что она могла почувствовать. Она узнала его безошибочно — такой едкий и острый, вползающий в ноздри, как трупный червь, яростно терзающий обонятельные нервы… Такой запах нельзя забыть или с чем-то спутать. И она поняла, что никогда не избавится от него совсем, как бы далеко она ни ушла от этого места.
Он был близко — так близко, что она обнаружила, что проверяет собственные руки, чтобы убедиться, что это не ее кожа тлеет. Но все, что она увидела — это слой пепла, покрывавший ее, как снег. А под ним…
Она спрятала руки в складках одежды, вглядываясь в густой дым. Она слышала чьи-то голоса и звуки движения, но как ни вглядывалась, ничего не могла увидеть в дыму. И постоянно слышалось шипение и треск огня, пожиравшего плоть. Иногда слышался очень сильный треск — это, как она могла предположить, ломались обугленные кости. Но она ничего не видела.
Она сделала пару осторожных шагов вперед, пока не наткнулась на небольшой каменистый холм, взобравшись на который, она наконец смогла увидеть, что происходит. Внизу она увидела огороженное место, и в нем происходил странный обряд. Собравшиеся там прятали лица под капюшонами, все они были одеты в длинные одежды, подобные той, что была на ней.
Казалось, они ждали ее появления, потому что, когда они увидели, как она вышла из дыма, они с пением начали обходить вокруг огороженного места. Их язык был чужим, и в то же время знакомым. Он одновременно пугал и успокаивал ее. Эти эмоции вызывались не самими словами, но скорее культурой, которой принадлежал этот язык.
Она проигнорировала их движение, и вместо этого стала осматривать пятистенную ограду. В каждом углу стояло огромное изображение бога, смотревшего вниз, в яму под его ногами. Жрецы, проходя мимо них в своем шествии, бросали в дымящиеся ямы то, что она смогла определить, как различные части тел. В соответствии со своими неопределенными чувствами, она обнаружила, что это зрелище одновременно и нравится ей, и вызывает отвращение. Одна часть ее души хотела воздать благодарность богам за то, что они принимают жертвоприношения, а другая хотела бежать прочь от запаха горящей плоти, поднимавшегося из ям.
Изображения богов ей были известны, кроме одного. Самый дальний идол от того места, где она стояла, не был похож на остальных. Она никогда не видела его до этого. Он почти весь был скрыт в тени, возвышаясь, как гигантская змея, выше всех других идолов. Она чувствовала, что его присутствие здесь — богохульство, против которого она хотела протестовать, но не могла, потому что он был здесь из-за нее. Его глаза не смотрели в яму, как у других статуй, они смотрели прямо на нее. Более того, эти огромные красные глаза обвиняли ее!
«Почему ты оставила меня?», слышала она шепот в мозгу.
Ей очень захотелось убежать. Та часть ее, которой нравилась церемония, неожиданно испугалась. Но бежать было некуда. Все выходы были закрыты йорик-кораллом.
Однако у нее не было времени подробно это рассматривать. Один из жрецов сделал ей знак рукой, приглашая посмотреть, как горят в яме части тела. Чье это было тело? Человека? Йуужань-вонга? Отсюда было невозможно разглядеть.
Другие жрецы тоже жестами приглашали ее заглянуть в яму.
Нахмурившись, она осторожно наклонилась над краем ямы. Что они хотели ей показать? Она увидела…
Части тела в яме не были уничтожены — они переделывались заново. Они сами ползли к огромному погребальному костру, горевшему в центре святилища. Огонь облизывал каждую часть, и заставлял кожу обертываться вокруг пульсирующих органов, собирая эти органы в предназначенные для них полости…
Она повернулась к змееподобной статуе, умоляя прекратить это. Хотя теперь этот идол не был похож на рептилию. Он был похож… Дым был слишком плотный, и она не могла разглядеть все ясно. Все, что она могла различить, были его глаза, красные и пронзительно сверкающие во мраке святилища. И эти глаза больше не смотрели на нее, они смотрели на то, что происходило в центре святилища.
Она тоже посмотрела туда, и увидела, как из огня вышло некое существо, его кожа вздулась и покрылась пузырями от жара.
— Пожалуйста… — прошептала она рептилии, умоляя о прощении.
— Пожалуйста… — эхом отозвалась фигура из пламени, тоже обращаясь к рептилии, но по другой причине. Казалось, она умоляла статую о жизни, как будто рептилия имела власть ее дать.
Потом неожиданно существо из пламени повернулось к ней. Ожоги на его коже исчезли, и от них остались только шрамы. Но даже так она могла узнать это лицо. Она как будто смотрела в зеркало…
Она повернулась и побежала, неожиданно легко разбив преграду из йорик-коралла, закрывающую выход. Побежала во тьму, пытаясь скрыться от того, что она видела…
— Живая планета? — в голосе Данни Куи звучало недоверие. — Вы говорите о Зонаме Секот?
— Хорошо, — сказал Люк. — Я вижу, ты слышала о ней.
— Я еще слышала о кладбище кораблей Альгладеш, потерянном сокровище
Боро-бороза, и еще много чего. Но это не значит, что я все брошу и полечу через всю Галактику, пытаясь это найти. Во Внешних Территориях каждый астроном знает о Зонаме Секот — знает, что она не существует.
Саба Себатайн напряглась. В обществе барабелов выражать сомнение в решениях старших в такой открытой манере было явным вызовом, а вызов означал кровавую схватку. Хотя Саба была менее агрессивна, чем большинство из ее народа, она все еще была пленницей своего воспитания. Это было то, с чем ей, вероятно, придется сражаться до конца своей жизни — особенно сейчас, когда ее народа больше нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107