– Выдержал паузу. – Нам тут таиться без нужды, бежать отсюда некуда, если кинуть попытаешься…
– Дурак я, что ли? – презрительно скривился Майкл.
– У меня есть некая сумма, хочу дело свое открыть. Я не вечно буду при колонии сидеть, а убраться с этой планетки мне не позволят. Значит, надо устраиваться здесь, и устраиваться хорошо.
– Согласен, – быстро сказал Майкл.
– С чем?
– Не с чем, а на что. Я умею это делать. Фирма уже есть?
– Нет, пока ничего нет. Я даже с профилем не определился. Мне-то все равно, лишь бы законно и доход приносило стабильный. Я знал, конечно, что ты не откажешься, – он хитро прищурился, – поэтому распорядился приготовить тебе отдельный кабинет. Здесь, в административном корпусе. Сходи, осмотрись, если что надо – к моему секретарю. А с чего начать – сам решай.
Майкл вздохнул, подумав: работа на воле отличается от работы в колонии прежде всего тем, что о зарплате заикаться не имеет смысла.
– Ну, об этом мы потом поговорим, – совершенно верно понял его Ник Харри. – Через недельку. Хочу посмотреть, как у тебя дело пойдет.
– С вашего позволения, – Майкл отступил к двери.
– Конечно. Да! Ты, по слухам, жениться собрался?
– Осточертел мне тюремный комфорт.
– Понимаю, понимаю. – Начальник долго молчал. – Мэри-Энн, между прочим, племянница одного моего приятеля. Не бедный человек, но страшно скупой. Бедняжка должна зарабатывать на жизнь в колонии. А дядюшке ее жить до понедельника осталось, как тут у нас говорят. И других наследников у него нет. Мэри-Энн сама об этом не подозревает. А я вот знаю, я завещание видел. Так что ты, когда женишься, подумай: мы ведь можем и компаньонами стать. А что ты каторжник – так у меня воли ненамного больше. Документы на твою супругу оформим, чтоб никто не придирался.
– Всегда знал, что у меня изумительное чутье на деньги и хороших женщин.
«Жизнь налаживается, – думал Майкл, стоя посреди малюсенького, но собственного кабинета минутой позже. – Месяц назад я подыхал. Через полгода буду уважаемым и богатым членом местного общества. А Железный Кутюрье еще не раз пожалеет, что меня предал».
* * *
– Ты в Бога веруешь? – спросил Роберт.
Майкл отложил газету, внимательно посмотрел на соседа. Роберт казался веселым.
– Хрен его знает. Но вообще-то я крещеный. Православный, – ответил Майкл честно. – А что?
– Там падре. В бильярдной.
– В смысле? В колонии завели священника?
– Не, пришлый какой-то. Вроде миссионера. Говорят, папа возмущен развратом, вот и разослал молодежь – трудиться по закоулкам, души наши заблудшие спасать.
Газета слетела на пол, а Майкл поскакал к двери, пытаясь обуться на бегу. У двери споткнулся, упал с грохотом. Ругаясь, принялся завязывать проклятые шнурки.
– Во-во! – смеялся Роберт. – Все точно так же. Как услышали, что падре неприкормленный, так рассудок потеряли.
Человек с воли! Майкл забыл уже, что есть на свете люди, живущие в большом мире. Те, кто в тауне, по существу, такие же заключенные, они так же привязаны к колонии, как и каторжники. Одна разница, что селятся по ту сторону забора. Но в мире-то все относительно, и можно сказать, что таун – это колония, а колония – это таун. Это смотря с какой стороны забора поглядеть.
– Джулиан говорит, падре вместо мессы придется обо всех новостях рассказывать, потому что газеты – это не то, – рассуждал Роберт.
Майкл наконец сорвался с места и гигантскими прыжками понесся в бильярдную. Распахнув дверь, прямо с порога угодил в гудевшую, возбужденную толпу товарищей по несчастью. Прибытие священника взбудоражило всех. Майкл занял очередь.
Под зеркалом кучковались страждущие. Майкл прибился к ним, жадно хватая новости. Информация, полученная от Роберта, подтверждалась. Накануне прибыл корабль с папской миссией на борту. Администрация растерялась. Точных распоряжений на случай вторжения священнослужителей не было, а проконсультироваться оказалось не у кого: Железный Кутюрье неделю как отбыл на отдых. «Ну да, – подумал Майкл, – теперь до самого сентября его искать бесполезно». Привычки своего отца он изучил в лучшем виде. Тот каждое лето пересекал на парусной яхте Тихий океан. Не то чтобы он был совсем недоступен, нет. Но беспокоить его разрешалось только по самым важным делам, и мелкие непонятки в колониях вряд ли к ним относились. Администрации пришлось решать самой.
Нику Харри не хотелось ссориться с папой. Кто его знает, как там оно за гробом-то. Откажешь в пустяке, а потом вечность кипи себе в адском котле да чертям подмахивай. Харри рассудил, что большой беды не случится. Заключенные были опытные, знали, что раскрывать тайны Железного Кутюрье в колонии еще более опасно, чем на воле. И пустил падре за забор, правда, только в Верхнюю Палату.
На территории «Вечного солнца» не было ни церкви, ни даже заваляшей часовенки. Падре собрал прихожан в сердце разврата – в кирпичной палатке, где развлекались заключенные. Осмотрел предварительно все помещения, отверг читалку, предложенную ему поначалу. К счастью, за бильярдным залом нашлась подходящая комнатенка, откуда не видать было игорных столов, там падре и обосновался.
– Возмутился сначала, – рассказывал Джулиан, уже побывавший у гостя, – там же не то что стенки, там даже ширмы нет! Ну как исповедовать – глаза в глаза, что ли? Но мы его уговорили. С понятием мужик оказался, правильный. Нам-то ведь уже неважно, видим мы священника или нет, мы на допросах бывали. А душу облегчить надо.
Джулиан выглядел просветленным, Майкл вздохнул с завистью. Тут же укорил себя: грех завидовать. Стало смешно: за минимум одно осознанное убийство совесть его не мучила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113