И слежка в действительности ведется как за каторжниками, так и за обслуживающим персоналом. Такая тут у всех сучья жизнь.
Майкл ахнул, увидав, в какое великолепие его поселили. С продолом Нижней Палаты никакого сравнения. Камеры три на два метра, одноместные, в каждой – кровать, стул, стенной шкаф и маленький столик. Вместо рещетки нормальная дверь. Незапирающаяся, само собой. И еще – окно. Пейзаж унылый, но, если надоест, можно закрыть жалюзи. Главное, что заключенный сам решал, смотреть ему в окно или отгородиться от мира. Душа и унитаза в камере не было, «удобства» располагались в конце коридора из расчета один санблок на десятерых. В каждом – душевые кабинки по числу «клиентов», два унитаза и два писсуара, пять рукомойников вдоль огромного мутноватого зеркала.
Соседями Майкла стали с одной стороны Роберт, с другой – Джулиан. По утрам они встречались в сан-блоке. Здоровались, умывались, иногда обсуждали дурацкие сны. Особенно этим увлекался Роберт, а Джулиан его внимательно выслушивал: он практиковался в психологии, литературу с воли выписывал. Майкл обычно не участвовал в подобных беседах. Да и сны видел редко, а если уж такое случалось, то старался побыстрее их забыть: снился ему потерянный офис на Сигме-Таурус. Как правило, Майкл весь сон старался войти в кабинет, чтобы посмотреть, как референт замаскировал сломанный компьютер. Иногда Майкла «навещала» Людмила. И то, и другое для него было недоступно, и не хотелось душу травить, вытаскивая тоску по былому в явь.
Первые дни Майкл никуда не выходил. Торчал в читалке, поглощая газеты, книги – все, что подворачивалось под руку. Только сейчас он понял, как изголодался по известиям снаружи, любым, пусть даже какой-нибудь дурацкой уголовной хронике.
Потом он взялся за профессорское наследство. Первую страницу перелистнул, хотя из самолюбия пытался прочесть и понять. Но старик был прав: получить удовольствие от такого зубодробительного сочетания слов мог только законченный книжный червь. Вздохнув и признавшись себе в нелюбви к художественной литературе, Майкл перещел к содержательной части дневника.
Его постигло разочарование. Он неплохо говорил по-русски, учили его и азам письменного языка. Но применительно к профессорскому опусу знаний Майклу катастрофически не хватало. Глаз привычно выхватывал английские слова, но они ничего не давали для понимания фразы. А из использованных русских слов Майкл уверенно опознавал от силы два на страницу. Чуть позже он наткнулся на еще один фокус: английские слова Стэнли давал в русской транслитерации.
Он листал блокнот бездумно и случайно обнаружил вполне читабельный текст. Он целиком был изложен на английском, но – русскими буквами.
«Майк, если ты это читаешь, то я не ошибся в оценке твоего упрямства. Я полагал, что ты совершишь как минимум одну попытку прочесть мои дневники, но не сможешь. Но я надеялся, что ты обнаружишь это послание, которое многое прояснит.
Информация, известная мне, слишком опасна для того, чтобы я позволил тебе стать посвященным в тайну, пока ты находишься в заключении, а значит – в полной власти Железного Кутюрье. Если бы я считал, что внешние обстоятельства не играют столь важной роли, я бы не записывал, а рассказал бы тебе все. Доверься моему богатому опыту и не возмущайся. Да, я дал тебе в руки бомбу, но в такой упаковке, что взорвать ее ты сумеешь либо так, как надо, либо не сумеешь вовсе. Потому что, Майк, несоблюдение моих условий грозит гибелью прежде всего тебе. Я не хочу использовать тебя как слепое орудие мести, надобность в котором отпадает после свершения замысла. Я хочу, чтобы ты жил, и, по возможности, хорошо жил. Поэтому посреди общего текста я разместил еще одно послание тебе. Это завещание. Я хочу, чтобы ты владел моим имуществом, оставшимся на Земле.
Даже оказавшись в безопасности, ты потратишь много времени на перевод моих воспоминаний, если не дать тебе некоторые указания. В своей работе я использовал множество устаревших слов и специальных терминов, а также фраз из других славянских языков, ныне столь же мертвых, как русский. После таких вставок я всегда указывал аббревиатурно источник, откуда взято то или иное слово. Эти обозначения – названия словарей в каталоге Ватиканской библиотеки. Я допускаю, что тот же набор справочной литературы есть и в других крупных хранилищах, но у каждого из них – своя система обозначения книг. Поэтому, чтобы прочесть, тебе понадобится попасть на Землю и провести всю работу в читальном зале Ватиканской библиотеки, так как большинство фолиантов у них хранится только в бумажном виде и на дом хранители их не выдают. А когда ты прочтешь, тебе будет ясно, что делать с этим дальше».
На следующей странице Майкл наткнулся на приписку, сделанную уже не таким уверенным почерком. Старик явно торопился, а рука дрожала, и некоторые буквы он в спешке или от волнения пропускал.
«Майк, я найду возможность побеседовать с начальником колонии, чтобы убедить его перевести тебя в Верхнюю Палату. Оттуда бежать несравненно легче. Подозреваю, тебе поведают о моей бесплодной попытке, которой я стыжусь настолько, что никогда о ней не говорил тебе. Не повторяй моих ошибок, действуй
только наверняка.
Я отдаю себе отчет в том, что ты, попав в значительно более комфортные условия, передумаешь бежать или же отложишь исполнение замысла на неопределенный срок. Я не буду упрекать тебя в отказе от идеи, вдохновившей меня на составление этого текста. С людьми происходит всякое, и я не вправе судить тебя за изменение намерений.
Но в этом случае постарайся, чтобы моя книжка не навредила тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113