Я работал в Калифорнийском бюро, и меня перевели на повышение, в Центр. Я входил в комплекс, а ты выходил. Ты меня не заметил. А войдя в кабинет директора, я застал там Гэйба. Он как раз собирался юркнуть в секретный туннель. В тот же день вместо новой работы я получил койку на тюремном транспорте. Меня судили заочно, приговор пришел, когда я два дня уже находился в «Вечном солнце». И я не хочу знать, чем ты не угодил Железному Кутюрье, если он решил сгноить тебя здесь. Я тебе одно скажу: у меня на Земле остались родные. Может быть, когда-нибудь я их увижу. Пусть даже меня не освободят – можно перебраться на поселение в таун. И я хочу туда. А ты надейся только на то, что когда-нибудь Железный Кутюрье остынет и простит тебя. Другой возможности выйти отсюда, иначе как по его приказу, у тебя не будет.
– Спасибо.
– Пойми, – расстроился Роберт, – ну знаю я, что ты отличный парень, и что с того?! У меня родные там, понимаешь?! Я ж не такой отмороженный, как Стэнли… Это ему уже нечего терять, а мне-то есть!
– Стэнли?
Роберт удивился. Потом кивнул:
– Ну да. Он не любит называть имя. Мы тоже его профессором звали. Стэнли Закарофф.
Майкл присвистнул. И вот бы понять – повезло ему, или судьба решила поиздеваться лишний раз, подбросив великолепную, но уже отыгранную кем-то другим карту?
Он вернулся в сортировочный. Профессор трудился, не обращая внимания на происходящее. Майкл наблюдал за ним искоса, пытаясь найти то ли подтверждение, то ли опровержение своим догадкам.
Имя Стэнли Закарофф говорило Майклу даже слишком много. Гений русского происхождения, единственный ученый в мире, вплотную подобравшийся к ответу на вопрос, что же такое «третий изотоп». Фактически Стэнли сам по себе был одной из важнейших коммерческих тайн корпорации PACT. Отец говорил, что никогда, ни за какие коврижки не позволит этому человеку уйти из корпорации. Для этого он построил закрытую и полностью изолированную от внешнего мира лабораторию. Вот, значит, какую лабораторию отец имел в виду. Под названием «Вечное солнце».
Он присел на край стола. Сейчас он увидел в другом свете то, на что раньше не обращал внимания. Закрытые обогатительные фабрики, секретные лаборатории, в безопасности которых отец был так уверен. Такова изнанка блестящей снаружи корпорации – тюремные бараки, из которых выходят только ногами вперед. Разработки по «третьему изотопу» тайные, их даже в налоговой декларации не проведешь. А оплачивать надо. Их оплачивают деньгами, заработанными все в тех же колониях.
Майкл вспомнил и немногочисленные обмолвки профессора. Интересно, за что его упекли? Не за лишние знания. Верней, за них, но его «вина» была куда как увесистей преступления Роберта. «Сдается мне, – подумал Майкл, – что проф таки разработал вечные аккумуляторы…» Вот чего испугался отец: что придется публиковать данные исследований и ставить на поток производство перпетуум мобиле. А ему это ни к чему. Козырной туз в рукаве хорош тогда, когда о нем никто не знает. Интересно, для какой войны отец бережет свои карты?
А у Майкла перед профессором долг был. Неоплатный. Если б не Стэнли, который собрал одноразовый движок, работающий именно на «третьем изотопе», гореть бы Майклу на поверхности траханой базы «Савер»…
– Роберт не захотел помогать? – спросил профессор.
Голос у него охрип и звучал сдавленно. Мало того, чтобы посмотреть на Майкла, профессор повернулся всем телом, а не просто наклонил голову.
– Да.
– Я так и думал. Тебе придется отказаться от стандартных путей.
– Мне интересно другое. За все время, которое я провел в колонии, никто не пытался лезть ко мне в душу. Мне-то казалось – просто боятся. Оказывается, всем всё про меня известно. Но мне тут объявлен официальный остракизм.
– Не совсем так, но это частности.
– Проф, а так ли случайно вы оказались в моей камере?
– Ах, это… Нет, конечно. Я попросил Шанка подселить меня к тебе в обмен на пароль в Верхнюю Палату. Видишь ли, мне претило в очередной раз соседствовать с человеком, у которого со мной ничего общего, кроме бедственного положения. Только и всего. Да, мы подружились, мне это нравится, но изначально я искал лишь понимающего собеседника. Тюрьма – страшное место. Страшное тем, что несколько сотен людей оказываются в совершенном, абсолютном одиночестве, даже находясь постоянно на глазах друг у друга. Здесь начинаешь иначе относиться ко многому. Например, я равнодушен к пище, но ужасно тоскую по разговору.
Майкл прищурился: у профессора изменилась и мимика. Левая половина лица выглядела припухшей. Борода многое скрывала, но казалось, будто левая щека у него темнее.
– Проф, вы себя хорошо чувствуете?
– Не очень, если честно.
– Может, я врача позову?
– Мальчик мой, здесь такие врачи… Впрочем, что скрывать? В Нижней Палате нет врачей. В качестве профилактики инфекций здесь убивают при первых симптомах недомогания. Мне придется потерпеть несколько дней. Это больной зуб, ничего страшного. Небольшой флюс. Пройдет.
– Встаньте к моему столу, здесь не сквозит от дверей.
Через час профессора заметно шатало. К обеду, впрочем, он оживился и, хотя глаза его лихорадочно блестели, держался вполне сносно.
В столовой к ним подсел Себастьян, Майкл не знал его фамилии. Мужик не вызывал у него решительно никаких эмоций: вечно отекший так, что казался толстым, натужно дышавший, но в целом не противный.
– Если вы не возражаете, – церемонно произнес он, присаживаясь на свободный стул. – Увы, мне так тяжело ходить, но у конвейера нет никакой возможности спокойно отобедать; Если вы обратили внимание… там восседает это, – он брезгливо поморщился, – это существо низшего порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113