Так в 50-й легион влились остатки 1-го, 2-го, 7-го и 48-го. В плен черных легионеров, как и солдат БН, ирианцы не брали. В бесконечных атаках и в авангардных боях легионеры натыкались на ожесточенное сопротивление фанатиков. За спиной стояли заслоны БН, всегда готовые открыть огонь в случае отступления.
Часом позже транспортеры добрались до деревни, на окраине которой стояли десятки боевых машин пехоты и залповые реактивные самоходные установки. Везде сновали имперские солдаты, среди которых попадались серые бээнские мундиры.
Легионеры выгрузились и построившись в колонну, пошли между покинутых домов с выбитыми окнами и дверями или проломленными крышами. Некоторые дома, догорая, чадили удушливой гарью. Кое-где попадались трупы местных жителей и животных. На одной из улиц на наспех построенных виселицах болтались наверху около сотни повешенных. Самый первый казненный был солдатом 80-й армии, его одежда была изорвана, босые ноги окровавлены, голова в кровоподтеках. Рядом на установленном деревянном щите с нанесенной светящейся краской крупной надписью значилось: «ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ ДЕЗЕРТИРОМ».
Никого из проходящих эта картина не тронула, многие даже не обратили на повешенных внимания. Все уже успели привыкнуть к подобным вещам.
На другом конце деревни бээнцы собрали ее население и, не церемонясь, разделяли на две большие группы. Женщины и маленькие дети заталкивались в одну, а все остальные, кроме калек, которых стреляли на месте, в другую, чтобы потом отправить в лагеря смерти. Кто-то из подростков вырвался и побежал, петляя, среди оврагов. Офицер БН вынул импульсный пистолет и выстрелил. Беглец дернулся и упал в рыхлую землю. Женщины дружно подняли вой, но автоматная очередь вверх заставила их замолчать.
Проходя по извилистым улочкам некоторые легионеры, улучив момент, пока их не видят офицеры, выскакивали из колонны и забегали в брошенные дома в поисках съестных припасов. Впрочем, офицеры лишь делали вид, что не замечали мародеров.
Батальон покинул деревню и около двух километров прошел пешком, чтобы влиться в свой полк. Здесь, посреди пахотного поля, шли работы по строительству оборонительного рубежа. Легионеры рыли траншеи и ходы сообщений, инженерные машины оборудовали пушечные позиции, вокруг которых суетились имперские артиллеристы. Прибывшему батальону был выделен участок во второй линии, который ему предстояло подготовить к обороне.
В километре от строящихся укреплений виднелся лесок, скрывающий за собой поля, с которых в небо подымались столбы плотного дыма. Над головами промчались скоростные бронированные экранопланы армейской авиации. Сделав заход, они где-то за лесом обрушили на врага весь свой боезапас. С каждым часом налеты экранопланов учащались. В основном они летали тройками или большими группами. Иногда одна из вездушных машин возвращалась назад, сильно рыская, и были видны пробоины в фюзеляже и вырванные куски стабилизаторов.
Ближе к полудню укрепления были достроены.
Сдав ротному шанцевый инструмент, Мэк и Хатан теперь отдыхали в траншее, вытирая вспотевшие лица грязными рукавами. Над головами гулял холодный ветер, доносящий утихающий гул удаляющихся инженерных машин. Рядом, положив лучемет себе на колени, на корточки опустился легионер по фамилии Семенов. Хатан достал из вещмешка флягу, открутил крышечку и сделал большой глоток, потом протянул ее Мэку, который понюхал ее содержимое и поморщился, хотя запах показался ему приятным.
— Я уже не спрашиваю, где ты это достал, — сказал он, сделав глоток и передав Семенову.
— Неплохое винцо. Крепленное, — оценил тот.
— Хатан улыбнулся, словно эти слова предназначались ему.
— Выменял у одного беложопого. Им винище регулярно выдают.
Фляга пошла по новому кругу.
Вино немного убавило рези пустых желудков, но ощущение голода хоть и притупилось, но все же оставалось весьма болезненным. Мэк чувствовал очень неприятный подсос в животе и колики в солнечном сплетении. Остальные чувствовали себя далеко не лучше.
— Жрать охота, — Хатан постучал по протестующему животу, — интенданты, мать их! Тут не знаешь, в какую минуту за тобой старуха придет, так хотя бы хоть кормежку давали вовремя.
— И съедобную желательно, — поддержал Мэк. — А то с нами будет то же, что с четвертым батальоном. Там ребята от вареных овощей наполовину с пресной водой сутки напролет из сортиров не вылазят.
— Угу, — Семенов сделал новый глоток, — я спрашивал про обед у ротного. Он и сам бесится, шипит как демон. При мне связался с интендантами, распек их так, мать их, промать, что кажется от такого концентрата ненависти тут же замертво упадешь. А те — нет! Бодро так отвечают, мол мы на мины напоролись, мол к вечеру будем.
— К вечеру? — злобно спросил Мэк. — Тут к вечеру может быть и кормить-то некого будет.
Вино допили молча. Каждый думал о своем. Мэк заметил, что Хатан закрыл глаза и сделался мрачнее тучи. Его и без того оплывшее и пожелтевшее от постоянного недоедания и стрессов лицо налилось теперь болезненной желчью, темные круги под глазами проступили настолько, что казалось, глаза ввалились внутрь. И все это за каких-то несколько минут. Недавно, во время штурма одной из деревень, которую повстанцы превратили в опорный пункт обороны, он получил серьезную травму. Тяжелое бревно перекрытия подожженного дома обрушилось ему на голову и, если бы не защитный шлем, лежать бы ему в земле Ирбидоры. В госпиталь Хатана не отправили, переживать последствия сотрясения мозга он должен был в своем подразделении. Армейский медик посчитал, что если он оклемался и может ходить, значит, ничего серьезного не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171