В Нарьян-Маре оказались Качинское, Оренбургское училища. Липецкая школа и еще две какие-то.
— Это зачем же вас туда загнали, на белых медведей с воздуха охотиться?
— Чудак-человек! — смеется Волков. — Неужели не понятно? Там сейчас — полярный день. Солнце круглые сутки не заходит. Летай сколько влезет. Посмотри на них: кожа да кости. Небось спали часа по три-четыре?
К нам в звено назначили лейтенанта Комова. Он расспрашивает нас о боях. Ребята рассказывают ему о повадках фашистских летчиков, об их тактических приемах. Особенно много внимания уделяют “Нибелунгам”. Беседу прерывает Волков, вид у него озабоченный:
— Андрей, ты же бывал над Белыничами?
— Да, а что?
Волков разворачивает карту на плоскости “Яка”.
— Расположение зенитных батарей хорошо помнишь? Давай-ка уточним.
Я показываю, где наблюдал зенитные батареи.
— Что, на Белыничи?
— Да, — кивает Волков, — идем сопровождать “пешек”.
— Когда летим? — загорается Комов.
Волков смотрит на него, склонив голову на левое плечо.
— Я сказал “мы идем”, а не “вы идете”.
— Как это? Мы что, на задание не пойдем?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Милый мой! Мы идем на Белыничи. Знаешь, что такое Белыничи? Это восемь аэродромов, десятки зенитных батарей и полсотни, а то и больше “мессеров” в воздухе. И ты хочешь, чтобы я взял вас к черту в пасть? Нет, молодые не пойдут.
— Вы что, думаете, мы струсим?
— Вот этого я как раз и не думаю. Скорее наоборот. А именно этого мне как раз и не надо. Мне было бы лучше, если бы вы от страха в штаны наложили, “мама” закричали и мертвой хваткой в хвост ведущего вцепились. А получится что? Зенитки ударят, “мессеры” появятся, у вас — глаза квадратные, обо всем на свете забудете и начнете пилотаж демонстрировать. А мне придется решать: либо задание выполнять, либо вас выручать. Нет, дорогой мой Александре, в бою мало хорошо машину пилотировать. Тут надо еще кое-что уметь.
— А как же мы научимся, если вы нас на земле оставляете?
— Научим, не переживай. Еще налетаешься, навоюешься и звездочки на фюзеляже нарисуешь. А сейчас в бой не рвись. Все равно не возьму.
Через полчаса две эскадрильи во главе с Жучковым уходят на задание.
— А вы почему не полетели? — спрашивает у меня Комов.
— Когда мы не в строю, я для тебя — Андрей. Привыкай, мы теперь с тобой боевые друзья. А почему не полетел? Руку мне “Нибелунги” повредили. Сейчас схожу в санчасть, узнаю, сколько мне еще по земле топтаться.
Эскадрильи возвращаются с задания. Волков мрачен как туча. У Жучкова вид под стать Волкову. Они уходят в штаб, а я спрашиваю у Сергея:
— Что случилось?
— Пять “пешек” потеряли, — со злобой в голосе отвечает Сергей.
— Как это вы умудрились?
— А что сделаешь, если зенитками там каждый квадратный метр утыкан? Море огня. И мы ничем помочь не смогли. “Мессеры” насели, целая группа.
Волков зовет меня в штаб.
— Пойдем, помозгуем. В санчасти был?
— Все, завтра уже могу летать.
— Это хорошо! Завтра с утра опять туда пойдем.
В штабе мы долго колдуем над картой с уточненным расположением зенитных батарей. Но куда ни кинь — всюду клин.
— Выход один, — говорит Жучков. — Идти завтра всем полком и хотя бы одну эскадрилью выделить на подавление зениток.
— Но тогда нагрузка на людей резко возрастет. Завтра всем придется делать по пять-шесть вылетов, — возражает Лосев.
— А что ты предлагаешь? Терять “пешки”? Может быть, молодых завтра в бой поднять?
— Нет! — Лосев категорически рубит воздух рукой. — Только не это! Ты же сам говорил, что “мессеров” там — тьма. Взять туда молодежь — это значит послать их на убой. А из них еще истребителей сделать надо. Как, мужики, — обращается он к нам, — выдержим завтра до шести вылетов?
— Выдерживали же, — пожимаю я плечами.
— Так и запишем, — соглашается Лосев. — Все. Вы свободны, товарищи, полетов сегодня больше не будет.
На стоянке нас ожидает сюрприз. Пришли Гучкин с Ольгой. Гучкин притащил две фляжки со спиртом, и они с Сергеем уже обсуждают что-то по поводу закуски. Сергей, как всегда в таких случаях, проявляет кипучую деятельность: о чем-то советуется с Волковым, шепчется с Крошкиным. Потом они с Иваном куда-то убегают. Волков объявляет:
— Ужинать в столовую не пойдем. Дружеский ужин в честь наших гостей состоится в расположении эскадрильи.
— У вас что, рабочий график сменился? — спрашиваю я Ольгу.
Она кивает:
— Да, уже второй день раненых привозят с утра, да и трех хирургов нам добавили.
Во главе с Волковым мы идем к нашей хате. Во дворе под яблонями стоит большой вкопанный в землю стол. Вокруг него Крошкин уже расставил скамейки. А на столе!
Когда только они все это успели? Вареная картошка, жареная рыба, два гуся, яблоки, огурцы, помидоры, сало… Венцом всего были четыре больших кувшина с вином.
Матрена Ивановна, наша хозяйка, радушно приглашает нас к столу:
— Сидайте, хлопчики, сидайте, сыночки! Чем бог послал…
— Садитесь с нами, мама, — приглашает Волков,
— Та стара я, — отказывается хозяйка, — вон у вас яка гарна дивчина, — показывает она на Ольгу.
Но мы неумолимы, и Матрена Ивановна водворяется во главе стола. Я ловлю за руку суетящегося Крошкина.
— Иван, когда ты все это успел?
— Тю! Да я с обеда это дело организую. Просто Константин с Ольгой так удачно попали.
— А в честь чего такое застолье?
— Щас узнаешь!
Вино разливается по кружкам, Волков было встает, но Сергей кладет ему руку на плечо и усаживает на место.
— Слово — Ивану.
Крошкин откашливается и произносит тост:
— Я предлагаю выпить за нашего комэска! Погоди, капитан, — тормозит он привставшего было Волкова, — ты ведь ничего еще не знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167