Только де Сен-Реми прошелся еще раз по поводу того, как юная «ведьмочка» быстро взялась «наводить порчу» на молодого человека, которого мы пощадили. Я говорю шевалье, что мы ночуем здесь.— В «Двух Висельниках»? — уточняет он со смехом и сразу требует еще вина.Сержант умел пользоваться каждым часом отдыха, который удавалось выкроить, и всегда давал вволю по возможности расслабиться своим подчиненным. Мы с маркизом заглядываем в конюшню, чтобы с убедиться, что с нашими конями все в порядке, и решаем пройтись по окрестностям. Когда через полтора часа мы возвращаемся назад, то видим на дороге двоих из той компании, что привлекла мое внимание. Они неподвижно стоят, глядя в нашу сторону. Я готовлюсь к стычке, но они молча сторонятся и отвешивают вежливые поклоны. Мы так же раскланиваемся и проходим в трактир.Маркиз заказывает бутылку вина, мы усаживаемся и перед очагом и начинаем беседу на литературную тему. По ходу маркиз выражает желание послушать мои новые стихи, поклонником которых он оказался. Беседа затягивается за полночь, когда я чувствую необходимость отдохнуть перед завтрашней дорогой, мы, пожелав друг другу спокойной ночи, расходимся по своим комнатам.Довольно скоро я засыпаю, но еще быстрее просыпаюсь. Рука моя тянется под подушку, куда я перед сном положил револьвер.В комнате кто-то есть. Этот кто-то перехватывает движение моей руки и колет ее шпагой, прошептав при этом:— Не надо, граф, уберите руку.Когда я выполняю это требование, острие шпаги перемещается к моему горлу, а голос произносит:— И не надо шуметь. Зажги свет, — это уже к кому-то другому.Загорается свеча. Я вижу двух мужчин, которые встретились нам с маркизом на дороге. Взгляд на дверь. Она на засове. Окно. Так и есть! Они проникли с крыши. В окне виден висящий конец веревки.— Все верно, граф, — усмехается тот, что держит у моего горла шпагу. — Сразу видно, что вы тоже профессионал. Вы все поняли правильно. Поэтому вы, я надеюсь, поймете и другое.Он убирает шпагу, но при этом поднимает левую руку с пистолетом. Курок взведен. Второй тоже держит меня на прицеле, стоя у окна.— Вы проиграли, граф, — продолжает первый, — и сейчас вы в наших руках.Он садится в кресло, не сводя с меня дула пистолета, и коротко говорит:— Письма!— Какие письма?— Не притворяйтесь, граф, не надо. Но если хотите, поясню. Нам нужны письма развратного, продавшего душу сатане прелата, которого вы именуете кардиналом Бернажу, и суздальской блудницы, которую вы именуете императрицей Ольгой.— И только?— Да. Как только мы их получим, мы уйдем, наградив вас на прощание полезным советом.— А можно совет сейчас, а письма потом.— Нет ничего проще. Слушайте внимательно, от этого зависит ваша жизнь. Не ездите в Млен и особенно не приближайтесь к монастырю святого Стефана.— Понятно. Но должен вас огорчить, советом вашим я не воспользуюсь и поеду именно в Млен и именно в этот монастырь.— Очень жаль. Мне бы очень не хотелось еще раз перебегать вам дорогу. Вы мне нравитесь.— Не могу сказать, что взаимно…— Ближе к делу, Гуго! — напоминает второй.— Действительно, мы заболтались. Соблаговолите передать нам письма. Ведь они у вас, не так ли?— У меня их нет.— А у кого же они, как не у вас? Неужели вы их кому-то доверили?— Я имею в виду, что они не при мне, а в дорожной сумке, под кроватью. Доставайте сами.— Ага! Я или Симон полезем под кровать… Граф, я же сказал, что уважаю вас как профессионала. Уважайте и вы нас и не держите за дураков. Доставайте сами. Только не надо фокусов с оружием. Мы с Симоном выстрелим раньше.— Хорошо, как пожелаете, — соглашаюсь я и лезу в сумку.Правой рукой нащупываю бомбу и зажимаю большим пальцем пружину. Левой рукой освобождаю защелку ударника. Теперь стоит мне убрать большой палец, как ударник высечет искру, загорится пороховая трубка, и через три секунды заряд пороха разорвет чугунный шар и разнесет вокруг смертоносные осколки. Улыбаясь, я протягиваю Гуго правую руку с бомбой и демонстрирую ее, а левой указываю на снятую защелку. Гуго бледнеет и приподнимается в кресле.— Симон! Не стреляй! — хрипит он..— Вижу! — сдавленно отвечает Симон.— Ну, Гуго, полагаю, такой оборот дела вы не предвидели. Можете стрелять. Письма все равно уцелеют, и их все равно доставят по назначению, — здесь я немного блефую, — а что касается меня… Вы же сами сказали, что я — профессионал.Воцаряется молчание. Мои противники обдумывают свое положение. Наконец Гуго спрашивает:— И что вы намерены предпринять? Хотите, чтобы мы составили компанию тем на воротах?— Нет, зачем же? Я, как и вы, уважаю профессионалов. Прежде всего вы бросите свое оружие к моим ногам.Шпаги и один из пистолетов летят на пол. Гуго явно не решается расстаться со своим пистолетом и продолжает держать меня на прицеле.— А как вы гарантируете нашу жизнь? — спрашивает он.— Слова лейтенанта мушкетеров вам достаточно? Если нет, то ничего другого я вам предложить не могу.— Я верю ему, Гуго, — подает голос Симон. — Он вчера пощадил моего брата.— Нет, тюрьма в Лютеции меня тоже не устраивает…— Я отпущу вас на все четыре стороны, если вы ответите на три моих вопроса. Но бросьте, наконец, пистолет. У меня уже палец устал удерживать пружину.Пистолет падает к моим ногам. Я запихиваю их оружие ногами под кровать, достаю из-под подушки револьвер, взвожу курок и только тогда вставляю на место защелку ударника. Гуго уважительно качает головой, наблюдая за моими манипуляциями.— Давайте ваши вопросы.— Вы — люди де Ривака?— Да.— Он здесь?— Нет.— Где он сейчас?— В Млене, в гостинице «Перл».— Ну что ж, Симон, вы свободны. А что касается вac, Гуго, то с вами я хотел бы продолжить беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145