Ария прекратилась, и по заявкам радиослушателей зазвучало соло
Барабашки из симфонии "Полтергейст". Она всегда была близка Буратино по
духу - ведь полтергейст, который поселился в мастерской Джузеппе, вот уже
многие годы жил и в нем. Буратино сам удивился тому, сколько нежности он
испытывает при одном воспоминании о столяре! Ведь если старый шарманщик
для него отец родной, то Джузеппе, выходит, мать! Ведь это он дал ему
путевку в жизнь и, как любая мать, подыскал ему папашу получше! Как жаль,
что и он нынче дурью мается! С тех пор, как в Стране Дураков все начали
делать не из древесины, а из опилок, Джузеппе сидел без работы и дни
напролет играл смычком на пиле. Этим он травил душу не только себе, но и
всей округе. Все соседи умывались слезами. Пила старого плотника ныла
жалобнее, чем собака, у которой умер хозяин, а ее закрыли дома злые люди,
чтобы не брать на кладбище, дабы она не подпевала оркестру. Поговаривали,
что он со своей пилой и вовсе подастся в бродячие музыканты - иначе
говоря, по миру пойдет с протянутой рукой. За это мастер возненавидел
Перестройку и расчитывал, что она будет идти чем дальше, тем хуже, а когда
для усмирения дурацких бунтов потребуются войска, этот зазнавшийся
плотник, этот выскочка Урфин Джюс вспомнит старину Джузеппе, положит конец
конверсии и подбросит ему матерьяльцу на изготовление дюжины-другой
деревянных солдат. Уж тогда Джузеппе постарается! Уж тогда он покажет
себя! И дело не только в сказочных барышах, которые приносят военные
заказы. Дело было в самом Джузеппе: он изрядно истосковался по работе, по
возможности приложить к чему-то свои умелые руки, по запаху кудрявой
стружки. Он готов был работать и даром, лишь бы подержать в руках кусок
настоящей доски или вспомнить, как выглядит настоящее бревно... Вот жизнь!
Сидеть бы старине Джузеппе в выпивошном доме на старости лет за стаканом
доброго вина. Так и того в стране нет. Вырубили виноградную лозу, чтобы
дураки вели трезвый образ жизни. Женщины торжествовали: старые дураки
меньше тратиться будут. А вышло наоборот: пили по-прежнему, а тратили -
больше. И страна на глазах обнищала вконец. Так дуры, воюя с мужьями, сами
опростоволосились, а пьяные деньги поплыли рекой в министерство финансов
товарища Бессмертного. В его бездонные сундуки. "Выйду на волю, - поклялся
Буратино, - пойду в закрома родины и как депутат куплю старику бутылочку.
Ему, старому и убогому, никто, кроме меня, не поднесет."
Молчать дальше Буратино было невмоготу. И он обратился к королю
камеры с вопросом:
- О чем вы думаете, если не секрет?
- Обо всем сразу, - расплывчато ответил разжалованный генерал. И,
минутку помедлив, добавил: - В частности, и о том, как с помощью этого
индейца хопи завербовать Центральный Компьютер.
Черствость крысиного льва потрясла даже деревянного мальчика. Сам он
был уверен, что в тюрьме можно думать только о родных и близких да горько
оплакивать утраченную свободу. Буратино припомнил, что хопи утверждал,
будто на языке своего племени может договориться с любым компьютером.
- А что это за компьютерные языки? - забыв о шарманщике и столяре,
заинтересовался он.
- Их много, - думая о своем, нехотя ответил генерал. - Но все они
между собой сходны. Видишь ли, в основу машинной речи положено двоичное
исчисление. Но тебе этого не понять так сразу. Это математичесский язык.
Как ни странно, но им пользвались китайские мудрецы задолго до изобретения
компьютеров. Триста лет назад один немец по фамилии Лейбниц - ты его не
знаешь, потому что он не сказочный герой - изучал китайскую "Книгу
перемен". Очень хороший математик, он уловил то, чего не улавливал до него
ни один чужеземец. Лейбниц выяснил, что китайские мудрецы, описывая
последовательность свойств жизни, пользуются необычным исчислением. Это
была математика, европейцам совершенно неведомая. Первым постиг и описал
ее Лейбниц. А впоследствии выяснилось, что это самое двоичное исчисление -
наиболее удобная модель для машинного языка. Из нее, как домик из кубиков,
можно сложить любой язык для общения с компьютером.
- А откуда же тогда взялся язык хопи? Неужели его тоже сочинили
китайские мудрецы? - потрясенный ученостью соседа, почтительно спросил
Буратино.
- Глупости, - снисходительно ответила белая крыса, испытующе
оглядывая народного депутата. - Все гораздо проще. Язык всегда отвечает
характеру народа. Хопи - очень серьезное племя. Я бы сказал, даже
чересчур. И это отразилось на их речи. На нашем языке можно наговорить
такого, что на здоровую голову не налезет. Перемешать желаемое с
действительным, быль с небылью. Оттого нас компьютеры и отказываются
понимать. А вот с хопи общаются и даже с удовольствием. Хопи, даже когда
сказку детям рассказывает, все время напоминает, что этого не было и быть
не может. В нем каждая мысль выражается как бы одним длинным-предлинным
словом, которое передает действие. И хопи каждый раз особо подчеркивает,
какое именно это действие - возможное, невозможное, предполагаемое или
желаемое. Вот почему когда с компьютером говорит хопи, недоразумений не
бывает...
- Значит, то, что складно на словах, прежде, чем браться за дело,
можно проверить с помощью математики?! - сделал для себя открытие
Буратино. - И найти подвох? А я-то думал, что язык и математика ну никак
не связаны.
Буратино напрочь забыл, где находится, и просто таял от счастья - ему
представлялось, как он, поднабравшись в тюрьме учености, блеснет ею в
Верховном Совете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48