скорее его привела сюда жажда мудрости, или абсолютного знания, или столь же абсолютной силы — в общем, того, что он до этого почти девять лет искал на Востоке. Он побывал в Непале, Тибете, на своей первой родине — в Китае, оттуда направился в Лаос, потом в Индию… Видимо, чему-то он там научился, поскольку, в 35-м году, вернувшись в Европу, основал свою школу и даже начал проповедовать собственное учение — пеструю смесь йоги, теософии и биоэнергетики. У него даже было пять или шесть учеников, о нем вновь стали упоминать в теленовостях — однако, как и в случае с поэзией, успех вновь был неполным и частичным. Так или иначе, в 37-м году Глечке внезапно бросил и школу, и учеников и появился в Харлеме. Вскоре он стал сотрудником «Праджапати», а спустя несколько лет — одним из активных участников события, круто изменившего отношение общества и к центру восточной медицины, и к его создателю.
В Харлеме располагался приют для детей-сирот с ослабленным зрением — жертв упомянутых эпидемий. Однажды, когда Европу посетил очередной неизвестный вирус, директор приюта обратился к Кандерсу с просьбой провести оздоровительный курс с его воспитанниками. Основатель центра охотно согласился, и все дети прошли осмотр и курс «возвышения». Эпидемия миновала, однако Кандерс выразил желание продолжить занятия с детьми. После некоторых колебаний руководство приюта дало на это разрешение.
Колебания врачей и педагогов были вызваны рассказами детей, их впечатлениями от встреч с основателем «Праджапати». Дети сообщили, что они вместе с господином Мартином побывали в замечательной стране, где небо плавно меняет свой цвет с зеленого на оранжевый, разноцветные гляделки летают над зарослями тротонии и где отлично можно валяться в густой бирюзовой траве. Понятно, почему дети ждали каждого следующего занятия как праздника. Столь же понятно, почему эти восторженные рассказы вызвали у врачей приюта отнюдь не восторг, а тревогу и возмущение: было очевидно, что с детьми проводились сеансы гипноза, у них вызывались болезненно яркие и устойчивые галлюцинации; врачи слишком хорошо знали, какими последствиями для психики чревато такое «лечение». Однако ни у кого из детей не наблюдалось ни депрессии, ни повышенной раздражительности, ни погружения в иллюзорный мир и потери контакта с окружающим — словом, ни одного из известных расстройств, сопровождающих подобные опыты. Зато были налицо другие результаты: еще в ходе курса «возвышения» двое слабовидящих детей стали различать цвета, а после его окончания одна девочка, ослепшая давно и безнадежно, вдруг заявила, что знает, где находится окно и где лампочка. В итоге разрешение было дано, и в течение нескольких следующих недель сам Кандерс и трое его сотрудников — Гуннар Вергерус, Джон Руперт и Томас Глечке — продолжали встречаться с детьми, проводя свои сомнительные, с медицинской точки зрения, сеансы. Неизвестно, какие результаты дали бы эти встречи, если бы продолжались дольше, — но тут грянуло вышеупомянутое событие, которое все изменило.
В тот день приют был захвачен группой «Спасемся вместе». Группа базировалась в Алкмаре и считалась весьма опасной (категория «С»). Совместное спасение, проповедуемое руководителем группы Шакьямуни Эйкеном, заключалось в торжественном коллективном самосожжении; вся предшествующая жизнь рассматривалась как прелюдия к этому замечательному акту. За сектантами велось постоянное наблюдение, но Эйкен сумел перехитрить наблюдателей. Рано утром члены группы на трех машинах, нагруженных канистрами с бензином, ворвались в ворота приюта. Специальный агент Воллерзейн, приставленный к группе, выполнил свой долг до конца: будучи тяжело раненным, он вступил в схватку с Эйкеном, в результате подоспевшая полиция сумела его задержать. Но дети и персонал приюта оказались в руках его последователей.
Как было позже установлено, решение захватить с собой «в высший лимб божественного света» слепых родилось у полубезумного руководителя группы внезапно. Намечалось, изолировав персонал, собрать детей в актовом зале, начертить вокруг собравшихся три магических круга, после чего залить помещение привезенными жидкостями, поджечь их и, произнося сакральные тексты, «перейти в иную сущность». Оставшись без своего руководителя, члены группы (самой старшей из них было 20 лет, самому юному — 15) несколько растерялись. Они не знали, надо ли им довершать задуманное без Эйкена или следует вступить в переговоры, стремясь обменять его на врачей и воспитателей. Кроме того, никто в группе не знал текстов, которые надо было произносить в торжественный момент. Обсуждение этих вопросов отсрочило трагедию, однако отсрочка в любой момент могла закончиться.
В это время к комиссару, руководившему операцией по спасению детей, подошел Кандерс и сообщил, что сейчас он выведет детей из здания; от полиции требуется не мешать, не поддаваться панике и не наделать со страху глупостей, а когда все кончится, заняться несчастными юнцами, захватившими приют. Выслушав этот бред, комиссар пожал плечами. Этот жест был расценен как разрешающий. Кандерс в сопровождении троих сотрудников подошел к воротам (здесь то и дело свистели пули — сектанты внимательно следили за осаждающими и не давали им приблизиться) — и наступила тьма.
Это была не темнота беззвездной ночи, не мрак подземелья — полицейские, не понявшие, что произошло, напрасно щелкали зажигалками: огонь обжигал, но не давал света. Голос Кандерса призвал их не двигаться и не мешать. Бойцам специального отряда ничего не оставалось, как подчиниться этому странному приказу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83