И она закричала так, что желтые цветы посыпались с деревьев, а плоды закачались на своих ножках. И он, хотя и понял, что она поняла, начал уговаривать ее приятным голосом и говорить: «Ну что же ты кричишь? Я не причиню тебе зла, потому что ты слишком красива для жителей земли. Что тебе в этом прокопченном подмастерье — он всего лишь человек и состарится и умрет, как человек, а ты, если останешься со мной, будешь жить вечно, пока не рухнет небо». Но она, хотя была девушкой тщеславной и капризной, сердце все же имела истинное, и она сказала: «Люди сотворены, чтобы делить участь друг друга, и я пройду тот путь, что мне предназначен, — и я уже дала клятву». Он показывал ей драгоценности, которые невозможно даже описать, и наряды, к которым не прикасалась рука ни одной смертной женщины, и говорил, что все они будут ее. Но она даже глядеть не хотела на все это великолепие, и отталкивала от себя подношения, и плакала и кричала так, что он в конце концов махнул рукой и сказал: «Я мог бы внушить тебе любовь к себе — такую, что ты позабыла бы, как зовут твоего избранника и себя самое, и жила бы со мной в счастье и довольстве, угождая всем моим желаниям, пока не рухнет небо, но ты тогда будешь не лучше остальных иллюзий, которые я мастер наводить, а мастерство мне прискучило. Я отпущу тебя, — сказал он, — и ничего за это не потребую». И он вновь махнул рукой, и она увидела, что наряды, и деревья, и золотые плоды — все пропало, а сама она стоит по щиколотку в густом иле и вдалеке светится запретная роща. Она взглянула на своего спутника и увидела, что он не человек и никогда человеком не был: перед ней выплясывало премерзкое создание с высунутым языком и горбатое, так что шея у него была свернута назад и он принужден был стоять задом наперед.
Но она уже так испугалась, что дошла до предела собственного страха, а потому лишь молча подобрала юбки и стала выбираться из болота. Тот, кого нельзя называть, не пытался ей помешать, но, когда она уже взбиралась на холм, сказал ей вслед голосом тихим, но звучным: «Я не стану тебе препятствовать, но настанет день, когда ты сама придешь ко мне, и тогда я спрошу за свою обиду такую цену, какую ты только сможешь заплатить». И пропал, точно язык пламени, а она побежала к дому, который, как она теперь увидела, был совсем рядом.
Она ничего никому не сказала и в урочный час сыграла свадьбу со своим суженым, и жизнь пошла своим чередом. Молодой супруг оказался человеком ласковым и покладистым, и любил ее и баловал так, как ей того хотелось, но, конечно, из далеких краев богатые господа уже не приезжали посмотреть на ее красоту — она прикрывала волосы и одевалась скромно, как полагается замужней особе, так что былому веселью пришел конец. Однако долгое время супруги, хотя и жили душа в душу, были бездетны, и уж как она радовалась, когда, прожив десять лет в супружестве, поняла, что наконец оказалась в тягости. Ребенка своего, первого и единственного, она полюбила пуще всего остального и не могла на него нарадоваться, потому что он был красивым и здоровым младенчиком. Однако счастье ее длилось недолго, потому что малыш вскоре начал чахнуть и кашлял так, что задыхался и синел, и старуха, которая приходила поить его травами, в конце концов сказала, что эта болезнь не из тех, что проходят сами по себе, и что на младенчика, скорее всего, навели порчу. «Знаешь ли ты какого-нибудь врага, который радовался бы твоему горю?» — спросила старуха. Молодая женщина удивилась — она была нраву легкого и ладила со всеми, а если кто из подруг завидовал ей когда-то, нынче все это давно минуло и позабылось. «Нет, — сказала старуха, — я говорю не о тех, кто ходит по этой земле, а о тех, кто ходит под ней. Может, ты прогневала кого из них?» И тут молодая мать в ужасе вспомнила тo, что она постаралась позабыть как дурной сон. Ночью она, оставив спящего мужа и неспящее в колыбели дитя, тайком выбралась из дому и побежала в запретную рощу не разбирая дороги, потому что жизнь ее была в ее ребенке и угасала вместе с ним. Посрывав с себя украшения, которыми когда-то одарил ее муж (а они, хоть и подарены были из любви, ничего не стоили по сравнению с теми, что когда-то, давным-давно, предлагал ей тот, кого нельзя называть), она бросила их на землю, упала на колени и стала ждать.
Наконец деревья вокруг вспыхнули, точно свадебные свечи, и она увидела своего давнего знакомого: он вновь предстал перед ней в облике прекрасного юноши, но, когда он заговорил с ней, голос его был холоден и нелюбезен.
«Что тебе здесь надо? — спросил он. — Когда-то ты убежала отсюда не разбирая дороги».
Она, плача, рассказала, что так, мол, и так, и не может ли он помочь ее горю — она втайне полагала, что он и был причиной ее бед, но говорить это прямо побоялась.
«Раньше просил я, — сказал он, — а теперь ты просишь меня. Согласись, это совсем другое дело».
«Я прошу о милости, — ответила она, — и готова за нее расплатиться. Если я все еще желанна тебе, я готова бросить все и уйти с тобой и жить с тобой, пока не рухнет небо. Только сделай так, чтобы мой малыш больше не болел».
«Когда —давным-давно или краткий миг назад, что для меня одно и то же, — я говорил с тобой, — возразил он, — ты была красивее всех женщин, когда-либо ступавших по этой земле. Теперь ты просто одна из многих. Время не щадит никого из живущих под этим небом. Ты не исключение. Зачем ты мне нужна?» В ней пробудилась былая гордость, и она сказала: «Муж говорит, что я все еще красива».
«Ах да, — сказал он, — муж. Что ж, жизнь за жизнь. Глупый ребенок за глупого мужчину. Убей его своей рукой — и твой малыш больше не будет болеть».
Она, бедняжка, задрожала, и упала на землю, и стала молить его о пощаде, но он был непреклонен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129