Вот, попросила меня подменить.
– Понятно. А откуда ты знаешь, как меня зовут? Девушка улыбнулась и посмотрела на табличку на лацкане докторского халата. Врач рассмеялся.
– Черт, никак не могу привыкнуть к этим вывескам… Кто у нас здесь? – Он указал на палату.
– Женщина, которую на ночь перевели из аллергологии. Ей назначен курс антибиотиков – канамицин и гентамицин.
– Ну-ну. – Врач фамильярно потрепал девушку по щечке. Девушка смутилась, но не отстранилась. – Закончишь дела – приходи ко мне в ординаторскую, чайку попьем.
И ушел, что-то насвистывая себе под нос.
Медсестра вошла в палату, безошибочно ориентируясь в темноте, остановилась у кровати, на которой лежала больная (девушка хорошо запомнила ее: молодая женщина с длинными черными волосами, довольно привлекательная, несмотря на заостренные болезнью черты лица), и включила ночник.
В соседней палате сидели двое. Дежурный врач уже знал, что одного из них – старшего, с седыми висками – зовут Сергей Павлович Туровский, а младшего – Борис (фамилия благополучно вылетела из головы). Борис был одет в больничную пижаму легкомысленного канареечного оттенка – в подобных нарядах щеголяло все отделение, вызывая мысль о театре-балагане. Грудь под пижамой была туго стянута бинтами: Борис исправно играл роль работяги, навернувшегося на стройке со ступенек лестницы. Набор рентгеновских снимков (подлинных, но чужих) прилагался к истории болезни. Медсестер в профессиональные милицейские секреты никто не посвящал, поэтому Борису приходилось сносить полный курс лечения несуществующего закрытого перелома.
Он позвонил Туровскому в пятом часу вечера, увидев на посту незнакомую медсестру. Через двадцать минут Сергей Павлович приехал в клинику и прошел в отделение через запасной выход.
– Где она сейчас? – спросил Туровский дежурного врача.
– Делает укол пациентке в восьмой палате, – сказал тот. Помолчал и добавил: – Вы показывали мне фотографию той… Ну, кого вы ищете. По-моему, ничего общего.
– Она обучена менять внешность, – коротко отозвался Туровский. – Вы не заметили ничего странного в ее поведении?
Врач озадачился.
– Ну, разве что она хорошо видит в темноте…
– То есть?
– Там, в коридоре, почти темно… А она разглядела табличку у меня на халате. Дурацкое правило: все должны носить таблички с именами, как продавцы в супермаркете… Вы сказали, она обучена менять внешность. А чему еще она обучена?
– Много чему, всего и не упомнишь. Но в основном – убивать.
– Она вооружена? – Врач нахмурился и вдруг заорал шепотом: – И вы позволили ей прийти в больницу? Вот так, запросто?! Вы, недоумки! Почему вы не выставили охрану? Почему не перекрыли входы, мать вашу?!
– Охрану выставляют для того, чтобы никто посторонний не проник на территорию. А сейчас перед нами стоит обратная задача.
– Ага, – врач задохнулся от возмущения. – Значит, эта девочка – профессиональный убийца, и вы решили взять ее с поличным, в момент выстрела, да? А о больных вы подумали? Или вам лишь бы орденок на грудь повесить?
– Она пришла не убивать, – тихо сказал Туровский.
– Вот как? А зачем же?
– Увидеть отца.
Сергей Павлович поднялся на ноги, непроизвольно шевельнул левым плечом, чтобы ощутить пистолет в кобуре под мышкой… «Какой, к черту, пистолет, – остановил он себя. – Я все равно не воспользуюсь им – даже при самых гнусных обстоятельствах. Даже если эти обстоятельства будут вовсе уж безвыходные, даже если Аленка (если это Аленка!) начнет и впрямь убивать меня – как она это умеет: ножом, заколкой для волос, голыми руками…»
Даже тогда.
Вспомнилась вдруг Наташа Чистякова, убитая в санатории на берегу Волги: та тоже не взяла в руки оружие, услышав стук в дверь – роковая промашка, стоившая ей жизни… У тебя есть все шансы повторить недавнюю историю, майор, все шансы…
«Наплевать, – решил он. – Я просто хочу посмотреть Аленке в глаза. Не может же она, черт возьми, до сих пор оставаться бездушной боевой машиной. Боевые машины быстро погибают: у них слишком ограничен запас живучести (явная недоработка того, кого когда-то звали Жрецом). А самое главное – боевая машина никогда не пришла бы к раненому отцу…»
– Останьтесь здесь, – велел он Борису и дежурному врачу, а сам вышел в коридор. Однако ни врач, ни Борис не послушались: Туровский услышал, как они напряженно топают следом.
Он чуть не налетел на медсестру. Девушка испуганно охнула и неуверенно произнесла:
– Степан Олегович…
– Что еще? – так же растерянно спросил тот.
– У меня больная пропала.
– Что значит «пропала»?
Медсестра беспомощно развела руками:
– Ее нет в палате.
– Подумаешь. В туалет вышла…
Девушка всхлипнула:
– Она же не может ходить!
– Это та, которую перевели из аллергологии сегодня утром? – резко спросил Туровский.
– Да. – Личико девушки удивленно вытянулось. – А вы кто такой? Что вы тут делаете?
«Она снова меня провела, – подумал Сергей Павлович. – Совсем как недавно в отеле: украла платье официантки, а притворилась переводчицей. Что ж, и в этот раз она поступила логично: молодая медсестра, новенькая, с подходящей внешностью – я просто обязан был клюнуть на приманку…»
Он рывком преодолел расстояние до дверей палаты интенсивной терапии: там, в палате, лежал в коме Игорь Колесников. Борис Анченко замер сбоку, вжавшись спиной в стену, с табельным «Макаровым» наизготовку.
«Назад! – беззвучно рявкнул Туровский. – Я один…»
На этот раз они вняли: Борис, дежурный врач Степан Олегович и медсестричка – вся кавалькада остановилась посреди коридора и замерла.
Сергей Павлович отворил дверь и вошел в палату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134