— А в чем дело? Это что, телепередача “Откровенная камера”?
— Ни в коем случае. Просто я держу пари, что ты не знаешь, чье лицо изображено на полтиннике.
— Ну ладно, умник: это Томас Джефферсон.
— Ты ошибся.
— Да неужели?.. Ну и что с того?
Вытащив бумажник, я извлек из него сложенную полусотенную, которую ношу при себе на крайний случай, например — для непредвиденной взятки, и поднял так, чтобы он увидел ее достоинство.
— Мне показалось, тебе захочется глянуть на счастливчика-президента.
Мойщик окон кашлянул и моргнул.
— Ты что, чокнутый, или как?
— Сколько тебе платят? — продолжал я. — Не стесняйся, выкладывай. Надеюсь, это не секрет?
— Четыре пятьдесят в час, благодаря профсоюзу.
— А не слабо сделать в десять раз больше? Благодаря мне?
— Ну ты даешь! А что я должен сделать за эти бабки?
— Дай мне на часок свой костюм и прогуляйся. Спустись вниз и купи себе пива.
Он почесал макушку, словно она нуждалась в дополнительной полировке.
— Сдается, ты все же чокнутый. — В голосе его слышалось явное восхищение.
— А тебе не все равно? Мне всего-то и нужно — твоя упряжь и никаких вопросов. Сделаешь полсотни, посидев часок на своей заднице. Ну как, согласен?
— Идет. Заметано, приятель. Если хочешь выложить бабки — я беру.
— Вот и умница.
Мойщик окон кивком позвал меня за собой и отвел в конец коридора, к узкой дверце рядом с пожарным выходом. Это был шкафчик для обслуживающего персонала.
— Оставишь мое барахло здесь, когда закончишь, — сказал он, расстегивая пояс страховки и стягивая грязный комбинезон.
Я повесил свое пальто и пиджак на ручку швабры и натянул комбинезон. Он был грязный, со слабым запахом аммиака — просто как пижама после оргии.
— Галстук лучше сними, — предупредил он, — не то они подумают, что ты баллотируешься в местное самоуправление.
Я сунул галстук в карман пальто и попросил его показать, как пользоваться упряжью. Это оказалось делом довольно простым.
— Ты ведь не собираешься вылезать наружу? — спросил он.
— Смеешься? Я всего лишь хочу подшутить над знакомой дамой. Она секретарша на этом этаже.
— Ну и на здоровье, — заметил мойщик. — Только оставь барахло в шкафу.
Я сунул сложенный полтинник в нагрудный карман его рубашки.
— Можешь пойти выпить вместе с Улиссом Симпсоном Грантом.
Его лицо осталось равнодушным, как кусок отбивной говядины. Я посоветовал ему взглянуть на картинку, но он, посвистывая, удалился.
Прежде чем задвинуть свой “дипломат” под раковину, я извлек оттуда револьвер. “Смит-и-вессон” модели “Сентинел” — удобная штука. Его двухдюймовый ствол уютно ложится в карман, а отсутствие курка не позволяет ему цепляться за материю в ответственный момент. Однажды мне пришлось палить, не вынимая револьвера из кармана. Жаль было пиджака, но лучше так, чем заполучить казенный костюм без спинки из похоронного бюро.
Упрятав в один карман комбинезона свой пятизарядник, я положил в другой контактный микрофон и с ведром и щеткой в руке заспешил по коридору к внушительной, бронзово-стеклянной двери “Круземарк Маритайм, Инк.”.
Глава двадцать седьмая
Регистраторша посмотрела на меня, как на пустое место, когда я шел через устланную коврами приемную, минуя модели танкеров в застекленных кубах и гравюры с парусниками. Я подмигнул ей, и она повернулась ко мне спиной на своем крутящемся стуле. Вместо ручек на матовых дверях внутреннего “святилища” находились бронзовые якоря, и я толкнул двери, тихонько бормоча старую морскую песенку: “Ой-хо, сбей парнишку пулей…”
Передо мной открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери контор. Я вперевалку зашагал по нему, помахивая ведром и читая вывески на дверях. Нужной среди них не было. В конце коридора находилась большая комната с парой грохочущих, словно роботы, телетайпов. У одной стены стоял деревянный корабельный руль, а на остальных стенах опять-таки висели гравюры с парусниками. В комнате было несколько удобных стульев, столик со стеклянной крышкой, на котором лежали журналы, и еще строгая блондинка, разбиравшая почту за массивным Г-образным столом. Сбоку находилась полированная дверь красного дерева. Выпуклые бронзовые буквы на уровне глаз гласили: “ЭТАН КРУЗЕМАРК”.
Блондинка держала в руке нож для разрезания бумаги. Она подняла на меня глаза и улыбнулась, пронзая письмо с ловкостью леди Д’Артаньян. Стопка почты рядом с ней высотой достигла фута. Мои надежды на уединение с контактным микрофоном рассыпались прахом.
Блондинка не обращала на меня внимания, занятая свои простым делом. Пристегнув ведро к своему снаряжению, я открыл окно и закрыл глаза. Зубы у меня застучали, но отнюдь не от холодного ветра.
— Эй! Пожалуйста, поторопитесь, — попросила блондинка. — Мои бумаги разлетаются по всей комнате.
Вцепившись в нижнюю перекладину рамы, я сел спиной вперед на подоконник, все еще удерживая ноги в уюте и безопасности помещения. Потянувшись вверх, прицепил один из ремней своей упряжи к наружному ограждению. Нас с блондинкой разделяло лишь стекло, но с тем же успехом она могла быть и за миллион миль от меня. Я перехватил руки и защелкнул второй ремень.
Чтобы встать, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Я пытался припомнить боевых друзей, не получивших ни царапины после сотни парашютных прыжков, но это не помогло. Мысль о парашютах только ухудшила положение.
На узком карнизе едва нашлось место для пальцев ног. Я толкнул раму вниз, и утешительный стук телетайпов исчез. Я приказал себе не смотреть вниз. Но в первую очередь посмотрел именно туда.
Подо мной зиял темный каньон Сорок второй улицы с пешеходами и машинами, уменьшенными до размера муравьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69