Сидя в углу кафетерия, он изо всех сил старался унять дрожь в руках и не расплескать кофе, одновременно с этим пытаясь восстановить в памяти события этого дня.
Повторно звонить Грэйс Фрэнк не стал. Не пошел он и в библиотеку, а вместо этого вернулся на кухню, где просидел несколько часов, не в силах подняться со стула и чувствуя, как нечто вполне конкретное пытается проникнуть внутрь его мозга и уничтожить последние остатки логики, чувства и света, заменив все это чем-то настолько иррациональным и даже безумным, что его хрупкий мозг попросту бы лопнул.
Медленно текло время, и постепенно усиливалась боль, сопровождавшая тот жесткий самоконтроль, который он установил над собой, стоя на краю бездны безумия, а вместе с болью нарастало чувство страха перед опасностью уступки этому безумию. Постепенно он пришел к выводу, что некоторые вполне конкретные мысли все же позволяют ему удерживать эти страхи на достаточном удалении — например, если вспоминать отдельные фрагменты и даже целые блоки накопленной за многие годы информации, но при этом воспроизводить ее как бы задом наперед.
Именно тогда Фрэнку пришла в голову мысль о том, что, если он выведет себя из сферы активности злобных демонов, то сможет избавить от их порочного воздействия также свой мозг — ведь не исключено, что их энергия исходит из какого-то единого источника.
Во время телефонного разговора с авиакомпанией он едва было не впустил их внутрь себя, и ему стоило немалых трудов — но, к счастью, все же удалось — продиктовать с собственной кредитной карточки нужную информацию. Он не имел ни малейшего представления о том, что именно положил в чемодан и заказал ли билет только в один или в оба конца. Таксист болтал без умолку — и во время движения, и останавливаясь у светофоров, и когда машина попадала в пробки, но Фрэнк по возможности старался не отвечать. Для него оставалось полнейшей загадкой, почему он выбрал рейс именно на Амстердам; это была первая пришедшая ему в голову мысль, и неизвестно, о чем еще он мог бы подумать, если бы хоть на мгновение ослабил самоконтроль: о земных богах или восстающих из земли, наполовину разложившихся, но все еще живых языческих чудищах? Ему следовало возвыситься над этими земными богами, да-да, именно так — оставить небесам варваров и язычников, а самому воспарить еще выше, к звездам.
Голос в репродукторе приглашал пассажиров, следующих в Амстердам, пройти на посадку. Ну вот, теперь все будет в порядке.
У стойки службы безопасности коренастая негритянка открыла его ручную кладь; взметнув брови, она вопросительно уставилась в распахнутое чрево его сумки, после чего ему не оставалось ничего иного, кроме как выйти ненадолго из состояния отрешенности и проследить за ее взглядом. Он увидел мягкую губку для лица и зубную щетку, скомканные бумажные деньги и однофунтовые монеты, распятие и тяжелое зеркало в позолоченной рамке. Неспособный дать сколь-нибудь вразумительные объяснения, он лишь пожал плечами и улыбнулся. Негритянка с сомнением покачала головой и застегнула “молнию” сумки.
Сквозь широкие окна зала ожидания ему был виден стоящий под чистым вечерним небом и освещенный прожекторами готовый к полету “Боинг-757”. Вереница пассажиров двигалась мимо двух одетых в одинаковую форму стюардесс, проверявших посадочные талоны. Фрэнк понимал, что если сейчас, в самый последний перед вылетом момент, он впустит демонов внутрь себя, то тем самым поставит под угрозу жизнь всех тех, кто отправляется одним рейсом с ним. Он снова начал считать до ста — на сей раз уже парами.
Но зачем он взял с собой зеркало? Неужели допускал, что, если демоны все же одолеют его, это сразу же отразится на его внешности? И чтобы поверить в это, ему нужно будет взглянуть на себя в зеркало. А может, оно в сумке затем, чтобы убедиться в том, что реальный мир, та самая жесткая наружная оболочка, состоящая из огней, стали и плоти, под воздействием его паранойи ничуть не изменился?
У самых дверей самолета стояла этакая важная матрона в униформе, скорее всего, старший контролер. Она с улыбкой проверила посадочный талон Фрэнка и направила его в глубь салона. Он последовал ее указаниям, стараясь при этом не шевелить губами, мысленно занимаясь обратным счетом от ста к одному. Его место оказалось в середине салона, третьим от окна и, соответственно, ближним к проходу. Сумка соскользнула с плеча и упала на пол. Он услышал при этом характерный звук и сразу понял — разбилось лежавшее в сумке зеркало.
А ведь оно служило Фрэнку своего рода гарантией незыблемости окружающей реальности и теперь, разбившись, лишало его возможности определить, не вырвались ли порожденные его подсознанием языческие существа на волю, устремившись в ничего не подозревающий мир людей. Когда двери салона оказались наглухо задраенными, а сам Фрэнк Дрейк пристегнулся ремнями к креслу, он принялся молить Господа лишь о спасении — правда, отнюдь не себя самого, а всех тех, кто сейчас находился в самолете.
В работе совещания был объявлен короткий перерыв, чтобы его участники могли немного промочить горло. Гарри сидел в пустой гостиной, но вот двери в дальнем конце ее распахнулись, и показался Дэниел Кармоди в окружении оживленно беседующих между собой бизнесменов. Среди них Гарри заметил пару японцев, двух-трех американцев, африканца в затейливом национальном костюме и нескольких немцев. В какой-то момент Гарри отчетливо услышал французскую речь. По лицам участников совещания можно было догадаться о владевшем всеми воодушевлении.
— Гарри! — воскликнул Кармоди, направляясь к нему с распростертыми объятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138