Если виноват один из присутствующих, я хотел бы знать, кто именно.
— Тамалти, дорогой мой, это неважно, — пытался успокоить его Грегори. — Я же просил вас не вспоминать больше об этом.
— Что хочу, то и вспоминаю, — желчно проскрипел сэр Джайлс. — В конце концов, я имею право знать, с какой стати ненормальному попу показывают те места, которые я, например, собрался сократить. Что ж это, Персиммонс? Ходят всякие… архидиаконы!..
Несомненно, присутствие Барбары мешало сэру Джайлсу выражать свои чувства. Но Кеннет этого не понял. Сообразив, о чем идет речь, он подался вперед и произнес:
— Боюсь, это моя вина, сэр Джайлс. Ваши гранки архидиакону показал я. Мне очень жаль, если это повлекло какие-нибудь неудобства для вас, но я не так уж уверен, что гранки — сугубо приватный документ. Их дают для рекламы, например; бывают и другие надобности. Никто не оговаривал особую конфиденциальность вашей книги.
— Это верно, не оговаривал, — злобно глядя на Кеннета, сказал сэр Джайлс. — Мне и в голову не могло прийти, что гранки будет изучать целый синклит еще до того, как я их выверю.
— Хватит, хватит, Тамалти, — сказал Грегори. — Ну, случилась неприятность… Я уверен, Морнингтон первый не рад этой оплошности. Он немного иначе смотрит…
— Смотрит иначе? — огрызнулся сэр Джайлс. — Я бы сказал, вести себя не умеет.
Теперь уже взвился Кеннет.
— Не вижу никакой оплошности, — холодно произнес он. — Я имел полное право так поступить. О какой это неприятности вы сожалели, мистер Персиммонс? — Он повернулся лицом к хозяину, спиной — к сэру Джайлсу.
— Я? Сожалел? — поспешно удивился Грегори. — Тут не о чем говорить. Нелепая случайность, вот и все. Просто благодаря вашему излишнему усердию, дорогой Морнингтон, архидиакон теперь обвиняет меня в том, что у него украли потир, о котором писал сэр Джайлс. Естественно, я предпочел бы, чтобы он никогда не видел этих гранок. Надеюсь, вы согласитесь, что гранки — рабочий документ, не предназначенный для всеобщего обозрения.
— Вы же не читаете личных писем со ступеней собора! — добавил сэр Джайлс. — А тех, кто читает, я бы сажал в помойную яму.
— Ну, ну, Тамалти, вы уж слишком! — проговорил Персиммонс, глядя, как Кеннет в ярости ходит кругами вокруг стола. Барбара и Лайонел начали торопливо собираться. — Конечно, профессиональная этика предполагает конфиденциальность, но мы тут слишком строги. Знаете, Тамалти, нынешнее поколение на многое смотрит иначе. Они уже не так зажаты, не так догматичны, можно сказать.
— Не так порядочны, вы имеете в виду, — уточнил сэр Джайлс. — Однако это ваше дело, не мое. Вы ведь издатель.
— Не будем об этом говорить, — приятным голосом сказал Грегори.
— Нет, будем! — воскликнул Кеннет. — Что же получается? Можно обозвать меня лжецом, вором и еще бог знает кем только за то, что я сделал совершенно законную вещь, а потом простить — и все? Извините, Барбара, но я этого так не оставлю.
— Вы ничего не можете сделать, — ухмыльнулся сэр Джайлс. — Мы же простили вас, любезный, и дело с концом.
Кеннет топнул ногой.
— Это вы должны попросить прощения, — сказал он. — Сэр Джайлс, какая такая тайна скрыта в этой чертовой книге?
Барбара подошла к Морнингтону и ласково взяла его за руку.
— Кеннет, милый, успокойтесь, — тихо сказала она и повернулась к Грегори:
— Мистер Персиммонс, я не совсем понимаю, о чем речь, но нельзя ли обойтись без взаимных прощений? — Теперь она, мило улыбалась сэру Джайлсу. — Мне кажется, сэру Джайлсу приходилось прощать многим людям в самых разных странах, и нас он, честное слово, может пощадить.
Лайонел пришел на помощь жене.
— Кажется, здесь больше моей вины, — сказал он, — Гранки-то были у меня, а про этот невыправленный экземпляр я совсем забыл. Браните меня, сэр Джайлс.
— Что там внутри конторы, это ваше дело, — не сдавался сэр Джайлс. — Но какой-то чужак, поп, да еще сумасшедший!..
— Этот сумасшедший поп… — начал Кеннет, но его тут же перебила Барбара.
— Да о чем вы толкуете? — воскликнула она. — Мистер Персиммонс, можете вы мне объяснить?
— Конечно, конечно, моя дорогая, — любезно проговорил Грегори. — Не только объяснить, но и показать. Адриан вот уже видел. Мы с ним играли сегодня утром. Речь идет об идентификации одного старого потира.
Он провел своих гостей в зал и остановился возле полки.
— Вот стоит потир. Он мой. Я приобрел его у одного грека, а ему он достался от предков, бежавших, когда турки пришли в Малую Азию. Чаша проделала путь из Эфеса в Смирну. Любопытный экземпляр, но не более того. Теперь о Граале. К несчастью, наш архидиакон прочел абзац, из-за которого мы тут повздорили, а потом случились сразу три события. Я поинтересовался, нет ли у него лишнего потира для одного моего приятеля; воры ограбили местную церковь; архидиакона стукнул по голове какой-то бродяга. Теперь он считает, что этот бродяга — я, а этот потир — как раз тот, что украли из его церкви. Это он говорит, что украли.
— Что значит «он говорит»? — спросил Лайонел.
— По правде сказать, никто из нас близко не знаком с архидиаконом, — сказал Грегори. — А ведь некоторые клирики не считают зазорным получить лишний пенни, продав какому-нибудь американскому миллионеру что-нибудь древнее. Власти почему-то этого не одобряют, и если вещица-другая исчезнет с помощью бродяги или злодея-соседа…
Все помолчали, потом Кеннет сказал:
— Если бы вы близко знали вашего соседа…
— Так ведь я и не спорю, дорогой мой, — подхватил Грегори. — Наверное, я несправедлив к нему. Но стоит ли ждать справедливости, если твой же приходской священник обвиняет тебя в грабеже на большой дороге?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74