— Больше не будет игры?— Нет. Больше игры не будет.Она задрожала, когда он посмотрел на нее, казалось, он что-то читал у нее на лице, что-то, что напугало его. Что-то не связанное с тем, что Холланд убил папу, а связанное с ним, Нильсом.— Ты собираешься отослать меня отсюда, — сказал он спокойно, разглядывая носки своих башмаков.— Отослать? — повторила она, напуганная тем, что он прочел ее мысли. — Почему, зачем мне тебя отсылать, douschka? — С обреченной на неудачу попыткой отшутиться.Но он игнорировал ответ, ушел от него, не стал больше говорить об этом, и она могла поклясться, что он знает, знает, о чем она думает, что его мозг уже срисовал картинку, которую она вообразила: странное здание из кирпича, красного и грязного, похожее на фабрику «Розовый камень», со стальными решетками и крепкими засовами, куда отправили бабушку Перри. Нет. Нет, не надо думать об этом. Она никогда не примирится с таким концом для своего любимого.— Нет, детка, тебя никто не отошлет отсюда.— Хорошо, — сказал он просто, сжав ей руку, и взгляд его стал чистым и доверчивым. Они шли по дорожке рядом, их ноги одновременно ступали по гравию. Она снова взялась за сердце. Она добилась частичного успеха — заставила его произнести слова: Холланд умер. Он признал это наконец. Холланд мертв. Если Холланд мертв, кто же тогда творил все эти ужасы? Может быть, ей удастся заставить его взглянуть фактам в лицо. Холланд умер, Нильс — жив. Это начало, во всяком случае — первый шаг. Она проследит за тем, чтобы последовали другие. Это то же самое, что учить ребенка ходить.Ребенок... ребенок...Бледная, чуть живая, она встала как вкопанная, лицом к нему, и задала еще один вопрос:— Нильс, а где же ребенок?— Ребенок?— Да. Ребенок Торри.— Ребенок Торри? — Его лицо снова покраснело.— Я не знаю.— Но ты должен знать, детка. Ты должен!— Нет! Я не знаю!— Тогда кто знает? — настаивала она.Он ответил, не ответил, а выкрикнул:— Холланд знает! Спроси Холланда! Неожиданно на фоне его истошного крика она услышала голос, ясно и отчетливо произнесший: «Бойся бешеной собаки, которая подкрадывается ради собственного удовольствия, она укусит! И, укусив, будет кусать впредь».И быстрее, чем ее рука ударила по детскому лицу, она произнесла эти слова вслух. "О", — прошептала она, более напуганная своим поступком, чем его словами. В ужасе глядела она на свою ладонь. Она не должна была этого делать, думала она, уходя, почти убегая прочь от него по дорожке. Это не он, это ужасное наваждение, этот труп, завладевший его телом. Он будет носить его в себе, покуда будет жив. Она понимает это теперь. Эта его вспышка, свидетелем которой она только что была, — ведь он так любил его и так не любил... Другой... это было почти то же, как если бы...Она судорожно вздохнула, шагая впереди него, боясь на него оглянуться, и не подозревала при этом, как медленно исчезает красная отметина, след пощечины, с его щеки, и не догадывалась, с каким выражением он шагает следом, глядя плоскими пустыми глазами из-под нависших бровей в ее несгибаемую спину. 5 Обычно анекдотам в столовой во время обеда не было конца. Если подслушивать у дверей, можно было услышать, как мистер Пеннифезер рассказывает анекдот про спасательный жилет или другой, про еврея, гулявшего с папой римским: «Кто это там, рядом с Гинзоуггом?» — или мистер Фенстермахер начнет излагать «Minnehaha». Легко узнать, кто собрался в комнате, по манере смеяться: вот дядя Джордж, старающийся быть веселым; вот низкое, грудное громыхание доктора Брайнарда — будто грузовик заводят, и кончается все обратным выхлопом в карбюратор; высокое гнусавое хихиканье мистера Фенстермахера; мистер Фули, как приличествует его профессии, смеется редко. Сегодня вечером вряд ли кто-нибудь вообще смеялся. Говорили мало, подавленно; чувствовалось, что каждый мечтает побыстрее развязаться с этим обедом и удрать.Когда Винни через вращающуюся дверь вышла из буфетной, в кухне можно было расслышать позванивание льдинок и плеск воды, наливаемой в бокалы, позвякивание серебра по фарфору.— Честное слово, Райдер едва прикоснулся к пище, — сказала она. — Напрасно мистер Перри настаивал, чтобы он был там. — Она махнула рукой в сторону столовой. — Он мог бы покушать на кухне или у себя наверху, на подносе, или вообще пообедать вне дома, как миссис Валерия. — В то время как мистер Фенстермахер гостил у Перри, Валерию пригласила на обед миссис Фенстермахер, а потом дамы собирались в кино.Винни налила горячий кофе в серебряный кофейник и поставила его на поднос со сливками и сахаром.— Винни, — сказала Ада, — когда мистер Анжелини принесет бочонок, поставь поднос на середину стола, чтобы стол не поцарапали.— Да, миссис. — Винни толкнула дверь бедром и прошла. Вернувшись к раковине, Ада пыталась загнать возбуждение вовнутрь, отмывая тарелки после обеда.Нильс поднялся с кресла. Пятно меркурохрома виднелось у него на щеке, красная полоса там, где царапнула булавка-полумесяц.— Нам надо помочь ей, — сказал он, подавая знак Холланду, стоявшему поодаль, выражение лица мечтательное и отсутствующее, капли пота над верхней губой, глаза подернуты пленкой. И опять все тот же Азиатский Взгляд. — Давай, — сказал Нильс, протягивая близнецу кухонное полотенце. — Я буду полоскать, а ты вытирай.Блюдце выпало из рук Ады в раковину.— Прекрати это наконец! — закричала она, вытирая щеку тыльной стороной ладони. — Подними полотенце!Опять появилась Винни и прошла к холодильнику, чтобы достать миску со взбитыми сливками на десерт.— Со стола убрано, — доложила она, озадаченная напряженным молчанием в кухне. — Где же Лино? — спросила она, притворяясь, что ничего не заметила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66