Наконец она стала подниматься, подметая подолом ступеньку за ступенькой, пальцы оставляли кровавые следы на перилах.Когда они дошли до верхней площадки, она зашаталась и прислонилась к столбу, пока он открывал дверь.— Нильс. — Звуки хрипели в ее горле, взгляд был как у дикого зверя, попавшего в капкан, которому стальные челюсти впились в самое болезненное место. — Нильс. — Она замолчала, бесконечно длинная пауза тянулась и тянулась, будто последнее слово было дверью, навсегда замкнувшей доступ в ее внутреннее пространство, в одиночную камеру ее мозга. Погруженная в немоту, она вынула руку из-за полы халата и разжала кулак: на ладони лежало золотое кольцо, перстень для Перри.— О, — мягко сказал он, потянувшись за ним. — Ты нашла табачную жестянку. Я догадался, что это ты. — Легкое движение: она держала жестянку в другой руке. С трудом выговаривая слова, она заговорила.— Нильс, откуда у тебя это кольцо?— Это папино.— Я знаю. И папа отдал его Холланду. Откуда оно у тебя?— А где сверток, который лежал вместе с ним, мама? Вещь... она развернула ее, она видела ее... Холланд... Она легко и быстро вздохнула, так, будто более глубокий вдох повредил бы что-то у нее внутри, в самых деликатных недрах ее жизненного устройства. Покачала головой, с трудом выдавливая слова.— Скажи мне, Нильс, — откуда у тебя это кольцо.Его молчание сильнее возбуждает ее. Она крепче цепляется за столб, кровь обильно сочится из-под сорванных ногтей, суставы в лунном свете кажутся сделанными из слоновой кости.— Откуда? Откуда оно у тебя? — Она изо всех сил старается понять: судорожные движения тела, широко раскрытые глаза выдают ее старания как-то осознать факты, которые никак не укладываются у нее в голове.Против собственной воли он произносит:— Холланд мне его дал.Слова, кажется, бьют ее в лицо, каждое слово — отдельный удар. Она отворачивается.Он пытается убедить ее:— Он сам дал, мама, честно. Я не стащил его.— Но ведь было решено... Холланд... Оно оставлено Холланду. Ада сказала, что это решено.— Да, я знаю. Но потом в конце концов он сказал, что хочет отдать его мне. Он позволил мне взять его — честно, позволил. — Как же ему заставить ее поверить!— Когда? Когда Холланд отдал его тебе?— В марте. Он дал мне его в марте.— Март. — Она молча шевелит губами, повторяя про себя это слово, изучая его, пробуя на вкус, пытаясь найти в этом рациональное зерно, но это лишь сводит ее с ума. — А когда — в марте?— После нашего дня рождения.— После дня рождения. Сколько дней спустя?— Два дня.Лицо ее выражает ужас — ужас, который до сих пор таился в задних коридорах ее разума.— Где, Нильс? Ради всего святого, скажи, — настаивает она, — где был Холланд, когда он дал тебе перстень?— Здесь.— В доме?— Да. Внизу. — Он надевает перстень. Золото холодное как лед. Палец жарко пульсирует. Затем он спрашивает, где сверток, сверток из голубой папиросной бумаги. Она смотрит без всякого выражения. Он ждет ответа, затаив дыхание. Проходит минута. Она шевелит губами, тихо хнычет, но не произносит ни слова. Лестница уходит вниз, в пустоту.Хватит.— Где он, мама? — повторяет он мягко.Ее рука вцепляется в горло, будто только так она может заставить себя говорить.— Это тоже он тебе дал?— Да, — тупо произносит он. Как он может объяснить ей, объяснить так, чтобы ее удовлетворило, откуда взялся этот зловещий кусочек плоти. — Где он, мама?Она откидывает крышку табачной жестянки и кладет Вещь на ладонь, папиросная бумага светится в лунном свете, голубая лунная роза. Потом горестный вздох, сверток падает, падает жестянка, руки ее движутся в стороны, бледные крылья машут, как у птицы. Он делает шаг вперед, чтобы поймать, удержать эти крылья. Они сталкиваются, ее тело выпрямляется, отталкивая его, подвешенное, как марионетка в кладовой, раскачивающееся на нитях. Подол халата описывает красивую кривую вокруг ее ног, в то время как она поворачивается, бледно-сиреневый водоворот, она будто разом съеживается, будто нити, управляющие ее движениями, неожиданно ослабевают, дозволяя ей делать лишь маленькие смешные шажки взад-вперед по площадке, точно танцуя, вперед, назад к белому столбу, затем в сторону, прочь от него. «О!» — шепчет она отрывисто, удивленно, словно даже приветствуя собственное падение. И, стоя там, окаменевший, руки вытянуты, сопровождая ее падение, покуда темнота не поглотила ее бледное лицо и она не улеглась в виде спутанного клубка под лестницей, он чувствует, что каким-то образом именно так, в падении, она получила наконец ответы на все свои вопросы. 8 Стряхивая пепел сигареты «Мелакрино» с расшитого цветами халатика, мисс Джослин-Мария обратилась к юному покупателю, подошедшему, чтобы расплатиться.— Ну-у, — пропела она со сладкой улыбочкой, — мы нашли что-нибудь сегодня?— Да. — Нильс осторожно выложил фигурку: широкий воротник, ботинки с загнутыми носами, шапка с помпоном. Ярлык сообщал, что клоун сделан из венецианского стекла.— Ох, он очарователен, синьор Палаччи. — Паглиаччио, имела она в виду, так звали клоуна. — Разве он не очарователен? Ух ты, мой сладенький. А ты видел там миссис Палаччи? Из них получится очаровательная пара.— Нет, сегодня я возьму только одного, — отверг он приманку. Ее лицо вытянулось. — И еще возьму вот это, — сказал он, выкладывая на прилавок маленькую жестяную музыкальную шкатулку с цветами и херувимами. — Вы можете завернуть мне клоуна красиво, как подарок?— Как сувенир? — Она сделала гримаску. — Я обычно не заворачиваю сувениры, если сделаю для тебя, придется делать для всех, понимаешь?Винни, разглядывающая товары у соседнего прилавка, подошла к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66