Мартин хлопнул рукой по книге. Его лицо покраснело, на лбу выступили капли пота.
Он глубоко дышал, глядя, как дети понуро поднимаются по лестнице.
— Как я могу работать при этом орущем телевизоре?
— Это не было очень громко.
— Это было достаточно громко, — отрезал он. — Достаточно, чтобы я не мог сосредоточиться.
— Ты вел себя глупо, и ты знаешь это, — сказала Энни, уперев руки в бедра. — Что тебя беспокоит?
— Что беспокоит меня? — вскричал он тонким, визгливым голосом. — Меня беспокоит то, что я должен делать свою работу, а эти несчастные дети вечно путаются под ногами, а если не они, то кое-кто другой, кто уже должен быть взрослым и мог бы понимать, но нет... — Последние слова сорвались на визг. Он бросил книгу и поднял руки к небу. — Но нет, — снова начал он, — она ведет себя тоже как маленький ребенок и считает, что лучше всего путаться под ногами и задавать дурацкие вопросы типа: «Что не так?», «Что происходит?»
Слезы потекли у нее по щекам. Они обжигали лицо. Ей казалось, что они разъедают кожу, оставляя корявые шрамы на своем, пути.
— Ты можешь работать в своей комнате, — всхлипнула она. — Или это слишком трудно?
— Нехорошо, Энни, — сказал Мартин с жесткими нотками в голосе. — Тогда дети бегали бы туда-сюда весь день.
— Это неправда. Ты прекрасно знаешь, что они уходят после мультиков.
— Все это дерьмо, Энни, — продолжал он распаляться. — Не они, так ты бегала бы туда-сюда. Почему ты не отложишь свою уборку, пока я не закончу работу?
— Я хочу быть с тобой, — тихо сказала она.
— Почему не подождать, пока я закончу?
— Потому что потом ты снова придумаешь что-нибудь, лишь бы уйти из дома.
Ее глаза горели. Они были красные и опухшие. Подняв салфетку, она промокнула их.
— Типично, — хмыкнул Мартин. — Не зная, что сказать, ты орешь об одном и том же.
— Кто ты, Марти?
Злобная улыбка перекосила его лицо.
— Кто я? — Засмеявшись, он встал и подошел к окну.
— Я не знаю тебя, Марти, — сказала она, подходя. — Ты изменился. Почему?
— Конечно, я изменился! — закричал он, повернувшись к ней. — Я получил работу, чтобы измениться, и чтобы сохранить ее, я должен трудиться, а для этого мне нужны тишина и покой.
Она лишь покачала головой. Она не могла поверить тому, что он говорил и делал.
— А покой я нахожу лишь тогда, когда ухожу из этого дома.
— Почему же ты не уходишь?
— Если ты хочешь этого...
— Ты знаешь, что нет.
— Уверен, что Джон приютит меня на день-другой. И, кроме того, обеспечит покой для работы.
— Послушай, Марти, — сказала она, овладевая собой. — Почему ты не бросишь этот курс?
— Потому что если я брошу этот курс, я брошу и работу. — Он резко хлопнул руками.
— Смотри сам, кто говорит глупости, — сказала она, когда он выбегал в дверь.
Она знала, что бесполезно останавливать его. Она опустилась на кушетку. Она исчерпала доводы. «Может, если он поживет у Джона, — думала она, — у него будет возможность остыть?»
Ее веки вдруг налились свинцом. Она не могла бороться с навалившимся сном. Прежде чем закрыть глаза, она заметила, что Мартин оставил «Кремаллу». Она хотела встать и отнести ему, но решила, что это глупо, так как услышала шум уезжающей машины.
— Отец определенно взбесился, — сказала Джейн.
Шен оторвался от окна и уставился на сестру, сидящую на кровати. Он игриво улыбался.
— Это было здорово, разве нет?
— Нет, — сказала она, вставая и подходя к нему.
— Взрослые постоянно себя так ведут.
— Но то другие, не наш отец.
— Ай, — возразил он, — он такой же.
— Нет уж. Он никогда так не поступал.
— Много ты знаешь.
— А ты, наверное, знаешь больше?
— Конечно, — заявил он уверенно.
В ее глазах блеснул интерес и нетерпение. Она уже не боялась, потому что видела в окно уезжающего отца. А Шен поступал так всегда, когда знал что-то, чего она не знала.
— Очень интересно. Когда еще ты видел его таким?
— Я видел его таким несколько раз у Брайана, и он кричит так же на мать Брайана.
— О, — удивилась Джейн, — почему он кричит на нее?
— Не знаю. — Он замолчал и сказал: — Я думаю, ему нравится мать Брайана.
— Оставим это, — сказала она, чувствуя тревогу.
— А иногда он кричит очень громко и раз даже бросал посуду.
— Почему? — спросила она, испытывая неприятное ощущение.
— Не знаю, но кажется, она знает способ заставить его вести себя странно.
— Что она делала, когда он бил посуду?
— Она смеялась. — Шен пожал плечами. — Она вела себя непонятно.
— Но... — медленно заговорила Джейн. — Что он там делает?
— Думаю, забирает меня.
Она засмеялась.
— Зачем? Разве ты боишься темноты? Ты ведь можешь сам прийти домой, когда стемнеет?
— Я теперь не боюсь темноты. — Он помолчал. — А ты?
— Иногда, — ответила она, удивившись перемене темы.
— Нет ничего плохого в темноте, — сказал он гордо. Глубоко вдохнув, он расправил грудь. — Я боялся, пока мы не приехали сюда.
Она рассмеялась.
— Ты всегда боялся и будешь бояться темноты.
— Нет, — сказал он серьезно. — Нет разницы, когда светло или когда просто глаза привыкли к темноте.
— Но ты же всегда прятался под одеяло, пугаясь теней и ужасных звуков.
— Прятаться под одеяло от теней — это детская привычка. И вой, и ужасные звуки ничего не значат.
— Точно, — кивнула она.
— Это те же звуки, которые и днем вокруг нас, только при свете на них не обращаешь внимания за шумом, производимым людьми. Ночью, в тишине, эти звуки лучше слышны. Ночью ты хорошо их слышишь и однажды начинаешь понимать, что в них нет ничего страшного.
— Где ты научился этому?
Он встал и подошел к окну.
— Ты умеешь хранить тайну?
— Что это значит? — спросила она возбужденно, подходя к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59