Дэйв смирился с тем, что на свете не было силы, способной помешать ей растить мальчика. Вечером она возвращала Льюина в пустой дом Оуэна (который настаивал на том, что мальчик должен спать в собственном доме, где бы он ни находился днем). Льюин воплощал собою вмешательство Бога в жизнь Дилайс, как у Неоминь и дочери Руфи.
И вот еще один непостижимый, замкнутый, ох, такой милый ребенок шагал по зимним полям. Он был одет в короткий бушлат (это Джеймс придумал, злилась она), в руке он нес маленькую бейсболку, но, похоже, надевать ее не собирался.
Она уже поняла, что Льюин никогда не женится. Просто не был рожден для этого. Она улыбнулась и помахала ему, когда поезд тронулся с фишгардского вокзала и повез его к новой армейской жизни. Рядом с ним неподвижно сидел опустошенный Оуэн. Дилайс вернулась домой и заплакала. Она не верила, что он вернется. Зачем ему сюда возвращаться? Она понимала: для него так лучше.
Она ненавидела саму себя, когда писала письмо, которое не могло не заставить его вернуться. Ей пришлось описывать неожиданное ухудшение состояния отца, его все усиливавшуюся беспомощность. Побольше длинных слов, побольше неуместных пояснений. У Дилайс было такое ощущение, что это она была во всем виновата, но что ей оставалось делать? Оуэну было нужно, чтобы его мальчик вернулся. Она молила Бога о прощении, о радости, радости! — когда он выходил из такси в той же самой одежде, в какой уехал. Она опять расплакалась, на этот раз прямо при нем, это были слезы благодарности, облегчения и стыда. Когда она пыталась рассказать ему о судьбе, предначертанной Богом, о Его неисповедимых путях, он лишь покачал головой. Это обидело Дилайс, но она знала, что это Бог вернул его к ней. Она знала это точно, как знала, что Бог подарил его ей.
Но у Льюина не будет ребенка, которого она могла бы убаюкать своей песней; видимо, Бог не желал, чтобы Льюин хотел этого. Когда она поняла это, она как никогда близко подошла к сомнению в мудрости Божьей, так близко, как только могла. Быть неспособным к рождению сына — это нельзя оспорить, это просто данность, составляющая тело Дэйва, тело, созданное, в конце концов, по образу и подобию Божьему. Но не хотеть! Она приняла это, но часть солнечного света для нее померкла навсегда. Она становилась старше, а Бог становился все непостижимее.
Когда они поднимались по ступенькам, Дилайс держала Сэма за руку и думала о том, что не имеет права даже на сомнение, даже на вопрос. Он был таким смешным, серьезным мальчиком, он так всем интересовался и был способен на необычайное внимание. Его занимали растения, росшие на каменной стене, одно из них, с толстыми круглыми зелеными восковыми листьями, задержало его на несколько минут. Как оно могло расти на камнях? Ни ее объяснение, ни объяснение Дэйва его не удовлетворили. Он смотрел озадаченно и говорил «ага». Он должен был остаться на чай и переночевать у них, чтобы Джеймс мог заняться своими делами. (Льюин предложил ему съездить выпить в Фишгард, и Джеймс был очень благодарен Льюину за это. Он никак не мог прийти в себя от потрясения.)
Когда они приблизились к полям, где паслись овцы, пришлось прицепить Элвиса к поводку. На этом настоял Льюин: несмотря на то что Адель поймали с поличным, пса по-прежнему подозревали в гибели овцы, той, что была убита раньше. Льюин также настаивал на том, что Элвис — переносчик паразитов, хотя Адель выводила у собаки глистов перед отъездом из Лондона. Но Льюин не мог себе позволить потерять овец.
* * *
Льюин стоял в ванной и смотрел на себя в большое зеркало. Руки висели вдоль тела. Он залюбовался кровеносными сосудами и четкими очертаниями мышечных групп. Ему никогда не приходило в голову, что в глубине души он был законченным нарциссом. Даже если бы он знал, что означает это слово, он бы себя так не назвал. Сколько Льюин себя помнил, он всегда чувствовал свое тело, оно ему нравилось. Кормление и мытье своего тела было его каждодневным занятием. Я очень хорошо сохранился для своего возраста, подумал он, лучше большинства людей. Он не был грузен, его тело состояло из аккуратных, четко очерченных частей.
— Неплохо, — сказал он и улыбнулся.
Эта улыбка была признанием — да, он себе нравился. Но у него были на то причины.
Он еще раз намылился, тщательнее, чем обычно. Даже выкопал где-то старую бутылку лосьона после бритья. Причесался, намазал волосы гелем, выщипал из ноздрей и ушей торчавшие волосы. Льюин носил легкие твидовые брюки и темно-зеленую рубашку-поло. У него была только одна пара приличных ботинок, он надевал их на похороны, крещения и свадьбы. Почти не ношенные. А куртку он почти не снимал. Если не джинсы, если не черная куртка со слишком широкими лацканами, то что еще? У него есть еще хороший костюм, но он не идет к ботинкам. Он подумал, не съездить ли в Фишгард, в «Эдвардс», он как раз бы успел к закрытию, но потом решил, что нет, у Дэйва есть коричневая замшевая куртка, и она подойдет идеально, даже вегетарианцу. Он внимательно изучил свои зубы. Неплохо. Он еще раз улыбнулся.
* * *
Сэм вежливо ждал, пока Дилайс закончит молитву. Он даже закрыл глаза, когда увидел, что Дэйв так сделал.
— С кем вы разговаривали? — спросил Сэм, когда Дилайс замолчала.
Она посмотрела на Дэйва, как будто бы хотела сказать: «Что я тебе говорила?»
— Мы благодарили Бога за то, что он дал нам пищу, — объяснила она.
Он нахмурился.
— А-а.
Интересно, подумал он, почему они берут пищу у Бога? Они что, не могут ее купить?
* * *
— Чем отличается жена Нила от «Титаника»? — хохоча, спрашивал бородатый жирный мужик. Он сидел в компании молодого парня в дальнем конце бара отеля «Динас Кросс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85